Те слова, что мы не сказали друг другу

Леви Марк

В машине царило молчание. Уоллес не сводил глаз с гроба, скрывавшего останки его бывшего работодателя. Стенли упорно разглядывал свои руки, Адам смотрел на Джулию, Джулия созерцала серенький пейзаж нью-йоркского предместья.

— Вы по какой дороге поедете? — спросила она шофера, когда впереди показалась развязка, ведущая к Лонг-Айленду.

— По Уайтстоун-Бридж, мэм, — ответил тот.

— А вы не могли бы поехать по Бруклинскому мосту?

Шофер тотчас включил поворотник и перестроился в другой ряд. —

Но так нам придется сделать огромный крюк, — шепнул Адам, — он же ехал по самому короткому маршруту.

— День все равно испорчен, так почему бы нам его не порадовать?

— Кого? — спросил Адам.

— Моего отца. Давай подарим ему последнюю прогулку по Уолл-стрит, по Трибеке и Сохо, да и по Центральному парку тоже.

— Согласен, день все равно испорчен, так что если хочешь порадовать отца… — повторил Адам. — Но тогда необходимо предупредить священника, что мы опоздаем.

— Адам, вы любите собак? — спросил Стенли.

— Да… в общем, да… только они меня не любят. А почему вы спросили?

— Да так, просто интересно, — туманно ответил Стенли, опуская стекло со своей стороны.

Фургон пересек остров Манхэттен с юга на север и часом позже свернул на Двести триста третью улицу.

У главных ворот Вудлонского кладбища поднялся шлагбаум. Фургон въехал на узкую дорожку, обогнул центральную клумбу, миновал ряд фамильных склепов, поднялся по откосу над озером и затормозил перед участком, где свежевырытая могила была готова принять своего будущего обитателя.

Священник уже ждал их. Гроб установили на козлы. Адам направился к священнику, чтобы обговорить последние детали церемонии. Стенли обнял Джулию за плечи.

— О чем ты думаешь? — спросил он ее.

— О чем я могу думать в тот момент, когда хороню отца, с которым не разговаривала уже много лет?! Ты всегда задаешь ужасно странные вопросы, дорогой мой Стенли.

— Нет, на сей раз я спрашиваю вполне серьезно: о чем ты думаешь именно теперъ? Ведь эта минута очень важна, ты будешь о ней вспоминать, она навсегда станет частью твоей жизни, поверь мне!

— Я думала о маме. Интересно, узнает ли она его там, на небесах, или так и будет блуждать среди облаков, неприкаянная, забыв все на свете.

— Значит, ты уже веришь в Бога?

— Нет, но лучше быть готовой к приятным сюрпризам.

— В таком случае, Джулия, дорогая, я хочу тебе кое в чем признаться, только поклянись, что не будешь смеяться надо мной: чем старше я становлюсь, тем больше верю в доброго боженьку.

Джулия ответила еле заметной грустной усмешкой:

— На самом деле, если говорить о моем отце, то я совсем не уверена, что существование Бога станет для него хорошей новостью.

— Священник хочет знать, все ли в сборе и можно ли начинать, — сказал подошедший Адам.

— Нас будет только четверо, — ответила Джулия, подзывая

знаком отцовского секретаря. — Это горький удел всех великих путешественников и одиноких флибустьеров. Родных и друзей заменяют знакомые, рассеянные по всему свету… А знакомые редко приезжают издалека, чтобы поприсутствовать на похоронах, — это не тот момент, когда можно оказать кому-то услугу или милость. Человек рождается один и умирает один.

— Эти слова изрек Будда, а твой отец, моя дорогая, был ревностным ирландским католиком, — возразил Адам.

— Доберман… Вам следовало бы завести у себя огромного добермана, Адам! — со вздохом сказал Стенли.

— Господи, да с чего вам так приспичило навязать мне собаку?!

— Ни с чего, забудьте, что я сказал. Священник подошел к Джулии и посетовал на то, что сегодня ему приходится проводить эту скорбную церемонию, вместо того чтобы совершать обряд венчания.

— А вы не могли бы убить сразу двух зайцев? — спросила его Джулия. — На гостей мне в высшей степени наплевать. А для вашего патрона главное ведь — добрые намерения, не так ли?

— Мисс Уолш, опомнитесь!..

— Да уверяю вас, это совсем не лишено смысла: по крайней мере, тогда мой отец смог бы присутствовать на моем бракосочетании.

— Джулия! — строго осадил ее в свой черед Адам.

— Ладно, значит, все присутствующие считают мое предложение неудачным, — заключила она.

— Не желаете ли сказать несколько слов? — спросил священник.

— Мне бы, конечно, хотелось… — ответила Джулия, глядя на гроб. — А может, вы, Уоллес? — предложила она личному секретарю отца. — В конечном счете именно вы были самым верным его другом.

— Не думаю, мисс, что я способен на это, — ответил секретарь, — кроме того, мы с вашим отцом привыкли понимать друг друга без слов. Хотя… одно слово, с вашего позволения, я мог бы сказать, но не ему, а вам. Невзирая на все недостатки, которые вы ему приписываете, знайте, что он был человеком иногда жестким, часто с непонятными, даже странными причудами, но, несомненно, добрым; и еще — он вас любил.

— Так-так… если я правильно сосчитал, это не одно слово, а куда больше, — пробормотал Стенли, многозначительно кашлянув: он увидел, что глаза Джулии заволокли слезы.

Священник прочел молитву и закрыл требник. Гроб с телом Энтони Уолша медленно опустился в могилу. Джулия протянула отцовскому секретарю розу, но тот с улыбкой вернул ей цветок:

— Сначала вы, мисс.

Лепестки рассыпались, упав на деревянную крышку, за ними в могилу последовали еще три розы, и четверо проводивших Энтони Уолша в последний путь направились обратно к воротам. В дальнем конце аллеи катафалк уже уступил место двум лимузинам. Адам взял за руку свою невесту и повел ее к машине. Джулия подняла глаза к небу: