Те же и Скунс
Шрифт:
Лифт не работал уже вторую неделю. Кира боялась всё то время, пока они поднимались по лестнице. Но Костя даже не взошёл на площадку, оставшись стоять на верхней ступеньке:
– Всё в порядке? Ну, бывай!
И ссыпался вниз, прыгая козлом через четыре ступеньки, а у Киры затряслись руки, извлекавшие из сумки связку ключей. Минуту назад она боялась его возможной настойчивости, а теперь почти обиженно думала: вот болтал-болтал языком, что-то там такое про мужиков рассуждал, а на самом-то деле я тебе тоже… крыса учёная… толстая дура в очках…
Потом она пила у Софьи Марковны чай со
Жизненные события имеют свойство как-то очень быстро отодвигаться в минувшее и зарастать паутиной, сначала тонкой, потом всё толще и толще. Назавтра после своей отчаянной выходки Кира снова трудилась у себя в абонементе, и всё происходило по обычному расписанию.
– Будьте так добры, тринадцать пятьсот… Нет, здесь какая-то ошибка, эту книгу я не заказывал…
– Девушка, ну посмотрите внимательнее, неужели ничего не пришло?
День был точной копией предыдущего. И по-прежнему не наблюдалось никаких признаков чуда.
– Что значит «подождите»? Сколько можно? Четвёртый раз прихожу!..
Кира узнала голос Сергеева А. К., скипидарившего на сей раз бедную Любочку. Она посмотрела сквозь него, словно он был пустым местом.
– Пройдите в системный каталог к дежурному библиографу, она вам подскажет…
А потом наступило пятнадцать часов тридцать минут, когда они открывались после очередного проветривания. Как обычно, за дверью, разглядывая книжную выставку, уже терпеливо маялось несколько человек. Они поспешили вовнутрь, и четвёртым по счёту в комнату вошёл Костя.
И в руках у него топорщился букет из нескольких крупных садовых ромашек.
Кира потеряла дар речи.
А он прошагал мимо начавшей скапливаться очереди, перегнулся через невысокую стоечку и положил цветы ей прямо на стол, на старенький исцарапанный плексиглас.
– Привет, – сказал он негромко. – Ты работай, я тут где-нибудь подожду.
Отошёл к задрипанному креслу возле журнального столика, взял с полки открытого доступа детскую книжку, подмигнул Кире и уселся читать.
– Ой, какие ромашки! – восхитилась Любочка и упорхнула за вазой. Кира, так и не издавшая ни звука, повернулась к очередному посетителю. Но вместо того чтобы давно отработанным движением взять у него требования, обрушила на пол стопку книг, неустойчиво громоздившуюся с краю стола.
Когда она в третий раз попыталась выдать человеку чужие книги, да ещё и нацарапала ему в контрольном листке такое, что почтенного учёного прислали с вахты за уточнениями, седая и мудрая Мария Георгиевна вызвала её в смежную комнату.
– Кирочка, милая, вы идите, не мучьтесь, – сказала она. – Мы тут присмотрим, вы не беспокойтесь, идите.
Кира пыталась лепетать что-то в том духе, что у неё-де всё в порядке и она ни в коем случае не позволит… Мария Георгиевна, не слушая, только согласно кивнула и выпроводила её вон. Костя послал дамам воздушный поцелуй и повлёк совершенно ошалевшую Киру по коридору.
На вахте сидела тётя Тамара, которой боялся весь БАН. Тётя Тамара без сомнения составила бы честь и славу любой контрразведки, и Кира только тут задалась вопросом, как же просочился мимо неё Костя: ведь
Тётя Тамара строго посмотрела на Киру, не спеша и очень подробно изучила содержимое её сумки, сверила все книги с записями в контрольном листке и, казалось, испытала лёгкое разочарование, как всегда не обнаружив ничего сокрытого или упущенного. Всё это время Костя стоял рядом, имея вид самый что ни есть беззаботный. Когда настал его черёд подвергаться досмотру, широкое лицо тёти Тамары расплылось в материнской улыбке:
– Ну что, молодой человек? Я смотрю, разыскали? Костя засиял ответной улыбкой:
– А как же, тётя Тамара! Вашими всё молитвами!.. Они миновали прохладный сумрачный вестибюль с закрытым книжным киоском и вышли в августовскую жару. И совершенно естественным образом, безо всякого предварительного сговора, зашагали через Стрелку и Дворцовый мост, потом мимо Исаакия и далее пешком к парку Победы. Если бы в это время кто-то сфотографировал Киру со стороны, она бы, наверное, себя не узнала на снимке. Красивая, радостно взволнованная, совсем молодая женщина с сияющими глазами…
Они опять до самого вечера гуляли по парку и без конца говорили. И расстались в точности как вчера: на лестничной площадке перед Кириной дверью.
Когда Костя предложил в воскресенье поехать в Зеленогорск, Кира обречённо сказала себе: вот так мы и пропадаем, глупые, доверчивые засидевшиеся девицы.
И сразу согласилась поехать.
Электричка отправлялась с Финляндского в восемь с чем-то утра; всю пятницу Костя терроризировал Киру леденящими кровь историями про Саньку и прочих своих друзей, по разным причинам проспавших кто поезд, кто самолёт. И вполне достиг поставленной цели. В ту же ночь Кира в ужасе просыпалась через каждые полчаса: ей снилось, будто она куда-то безнадёжно опаздывает.
Суббота в БАНе была рабочая. Костя явился под конец дня, они снова гуляли по улицам и прощались на лестнице, и тут-то он выудил из капронового мешочка гигантский антикварный будильник:
– Это чтоб не проспала.
И исчез прежде, чем Кира успела испуганно задаться вопросом, а следует ли принимать такие дорогие подарки.
Доисторический «Густав Беккер» тикал, как трактор. Кира опробовала его перед тем как лечь спать. Наверху у него была стальная чашка со следами стёршейся позолоты и фигурный маленький молоточек при ней. Когда Кира осторожно подвела стрелку, будильник забился в эпилептическом припадке и взревел так, что она чуть не выронила его из рук. Торопливо прижав рычажок, Кира оглянулась на стены и подумала, что теперь в самом деле вряд ли проспит.
И блаженно уснула, едва забравшись в постель.
Костя, как договаривались, ждал её на вокзале под расписанием. Близорукая Кира высмотрела его с другого конца обширного зала. «Вот послезавтра уедешь, и всё, – подумала она. – Наверняка больше не встретимся. Но всё равно спасибо уже за то, что ты в моей жизни БЫЛ…» Ей ведь приходили в голову трезвые мысли о том, что для него это непонятное ухаживание вполне могло быть розыгрышем или шуткой. Или вовсе развлечением накануне поездки. Ей было всё равно.