Театр Абсурда
Шрифт:
— Меня наградят, — возразил майор. — И вас, скорее всего, тоже. За оказанную нам помощь.
Беркли помотал головой.
— Мне уже начинает казаться, что здесь не он один был сумасшедшим маньяком…
— Смотрите! — воскликнул вдруг майор.
…К погибшим в перестрелке подкатили сразу несколько машин скорой медицинской помощи; неподвижные тела укладывали на носилки, которые тут же вдвигались в чрево микроавтобусов. Машины с воем сирен уносились, и их место быстро занимали другие.
— Среди заложников погибших не будет,
Гражданский протянул Беркли ладонь.
— Профессор Эрикссон, президентский спец-центр медицинских исследований, — с готовностью представился он. — А вас, комиссар, я знаю! Наслышан о ваших подвигах на ниве борьбы с преступностью. И, честно скажу, восхищён вами.
— Что здесь происходит, профессор?!. — спросил Беркли, растерянно разводя руками.
— Вы курите, комиссар? — спросил вдруг медик.
— Нет! — резко ответил Беркли. — И не пью!
— Сигарету я вам, так и быть, не предложу, — сказал Эрикссон. — А вот выпить пару рюмок хорошего виски в ближайшем баре настоятельно рекомендую. Это великолепно снимает стрессы!
— Вы уклоняетесь от прямого ответа, док! — настаивал Беркли. — Что здесь творится?!
— Эксперимент, комиссар. Сложнейший, уникальнейший эксперимент в условиях максимальной трудности.
— Вы научились воскрешать мёртвых?..
— Да, научились!
— Сначала убив живых?..
— Поверьте, комиссар, это были крайности. Мы рассчитывали на гораздо меньшие потери, но сегодня удача была не на нашей стороне. Случайный сбой, породивший цепную реакцию ошибок. От этого невозможно застраховаться, но, в конце концов, важен итог!
— Сорок трупов…
— Трупов нет, — возразил Эрикссон. — Есть только раненые, которые максимум через неделю выпишутся из клиник.
— Неужели, такое возможно?! — не поверил Беркли, хотя сам видел, что люди, которых медики укладывали на носилки, стонут, говорят и шевелятся.
Оживший водитель автобуса вырвался из рук спасателей, в психологическом шоке пошёл к своей изуродованной машине, открыл дверцу, пытаясь залезть в кабину, но с ним всё-таки справились, и очередная «ambulance» умчала его в неизвестном направлении.
— C недавних пор, комиссар. Исследования были сверх-засекреченными. В глубочайшей тайне мы уже проделывали нечто подобное с жертвами различных несчастных случаев. И вот пришёл момент, так сказать, показательного выступления. И наглядного урока…
— Кому?.. — не понял всё ещё пребывавший в остаточном психологическом шоке Беркли.
— Всем, комиссар! И добрым, и злым! Одним мы хотели дать понять, что у них теперь есть надёжная защита от зла! Другим — что их зло превращается в бессмыслицу, ибо оно становится злом только для них самих! Мы оживим труп невинной жертвы, мы даже при необходимости восстановим человека из пепла, если его сожгут! Ничто не исчезает бесследно,
— А как же личность?..
— В уцелевшем теле она сохраняется, и мы в состоянии её восстановить! А сгоревший будет клонирован и получит своё сознание, предварительно записанное на персональную матрицу! В ближайшее время ими будет снабжено практически всё население Земли!
— Неужто всё так просто?!. — не поверил Беркли. — Это больше похоже на чудо, чем на науку!
— Я вам просто отвечаю, но ко всему этому вёл сложнейший и длиннейший путь!
— Вы меня совершенно ошеломили, док… — признался потрясённый Беркли. — То, что я увидел сам и услышал от вас, пока не укладывается в моей старомодной голове…
— Согласен, — сказал Эрикссон, — морально-этические аспекты всего этого ещё требуют особого к себе внимания мировой общественности. Но, думаю, эти проблемы вполне разрешимы в ближайшее время. Жизнь каждого человека — высшая ценность в обществе, и ради неё можно многое пересмотреть в своей философии.
— Это должно перевернуть мир, — сказал Беркли, утирая носовым платком вспотевший от волнения лоб.
— Это должно его спасти, — уточнил Эрикссон. — И, прежде всего, — от преступных посягательств на чужую жизнь! Терроризм превратится в полнейший абсурд, ибо он до сих пор существует только потому, что способен кому-то эффективно угрожать.
Подошёл один из медиков в штатском.
— Все эвакуированы, док. Кроме этого… Что с ним-то делать?.. В общую кучу?..
— Этого везите в ближайший морг, — распорядился Эрикссон. — Его место — только там…
— Вы не хотите его оживлять?.. — изумился Беркли. — А как же гуманизм?!. В конечном итоге, всё должен решить суд!
— Относительно него, комиссар, мне не было никаких указаний… Распорядятся — оживим: мы народ подневольный. Если им очень захочется осудить его публично на электрический стул… Но, будь моя воля, я отправил бы его на кладбище, на радость могильным червям! Он переступил ту черту, которая в цивилизованном обществе отделяет человека от чудовища в человеческом облике! Такие неисправимы, они потенциально опасны, и рядом с ними просто неуютно жить. Он не погиб, он был уничтожен, как бешеный пёс! Собаке… — Эрикссон не договорил.
— Я того же мнения, док… — вздохнул совершенно успокоившийся Беркли. — Однако серьёзно опасаюсь, что со временем объявится какое-нибудь новое общество защиты животных в человеческом облике. И тогда проблемы с бешеными псами займут нас с вами в гораздо большей степени, чем нам того хотелось бы…
Лицезрение чужой Смерти укрепляет в преступнике Веру в его собственное Бессмертие…
ВЫБОР
Глупая женщина божественна.