Театр абсурдных теней

Беляев Илья Андреевич

****

Я лежал на своей кровати. Больше суток назад я совершил случайное убийство. Я не хотел, всё произошло спонтанно, быстро и неожиданно. Это была случайность. Больше года назад я переехал в другой город и завязал с этим. Я смутно помню, что побудило меня уехать из этого города. При этом я прекрасно помню, что я делал до этого. Сегодняшнее убийство было вынужденно и случайно. Проходя по парку меня, распирало чувство неудовлетворённости и стыда перед собой. Тогда когда я сбежал, я поступил как крыса и трус. Это было неправильно. Всё, что я делал, поступки слабого человека физически, но морально я смог и упал. Город Сталинград-младший ужасное место. Людям здесь друг на друга плевать. Абсолютная безразличность друг к другу. Внезапные обстоятельства вернули меня в это

проклятое помойное ведро со сгнившими при жизни людьми. Они гниют, и я так же. Все мы гнилые от рождения. Человек ушёл не далеко от животного, в них обоих есть животные инстинкты.

Я приподнялся с дивана и сказал:

– Я устал. Я хочу спать…

Вдруг меня поманил сладкий и добрый голос. Звучал он из кухни. Я решил пойти туда. В квартире было темно. И вот я в кухне включил свет, он зажегся тусклым и противным светом. В кухне был отвратный запах мышей. Небольшое помещение с жёлтыми уже выцветшими обоями. Посередине стоял стол рядом грязный холодильник. Там на столешнице сидела девушка лет 23. В белой короткой юбочке. Её длинные худенькие ножки были чуть поджаты. Они были беленькими. На коленях находились небольшие красные потёртости. На голове и до её плеч лежали рыжие кудрявые волосы. Она улыбалась и смотрела в окно. Её лицо сразу мне понравилось. Оно было чуть бледненькое и аккуратное. Лисий носик и большие зелёные глаза, наполненные загадочной искрой. Давно ли у нас гости без проса ходят? Но не буду врать, она мне понравилась. Девушка играла глазками, зелёного цвета. Они смотрели на меня. Она накручивала на палец прядки волос. Вдруг она промолвила:

– Привет…

– Добрый день или ночь, что сейчас?

– Ночка, летняя жаркая ночка.

– А как тебя зовут?

– А как ты хочешь, чтобы звали меня?

– Я?

– Да ты.

– Ну, Алиса можно?

Обернувшись, я её не заметил. Позвал её несколько раз, в ответ квартире раздалось эхо моего голоса. Почему девушка сказала, что я могу назвать её как хочу? Почему я выбрал имя «Алиса»? Я начал переживать, что девушка больше не вернётся. А вдруг вовсе галлюцинации? Хотя какие, я абсолютно здоров. Но я не спал уже сутки и не ел тоже. Потом я пошёл в залу. Там на диване сидела девушка. Я посмотрел на неё она на меня. Этот взгляд успокаивал меня. Я успокоился.

– Ну, а всё-таки можно Алисой тебя звать?

– Конечно! Только сделаешь кое-что для меня?

– Я!?

– Да, ты.

– Ну, хорошо только что? Я сделаю все, что ты захочешь. Почему ты так ласкова ко мне?

– Не знаю. Так получается. Зачем быть злой к людям?

– Алиса, только не осуждай меня. Я не люблю людей.

– Почему ты их не любишь?

– Не знаю. Эта ненависть появилась во мне очень непонятно как. Я не помню всего своего прошлого, помню только события за прошлые полтора года. Понимаешь меня, Алиса, мне очень тяжело жить, – я замолчал, Алиса хотела что-то сказать, но я продолжил, – веришь мне? Нет? Алиса, пожалуйста пойми меня. Сколько я помню себя, у меня всегда была ненависть ко всему меня окружающему. Я не знаю, почему так. Всегда в моей душе преобладают чувства отчаянья и какой-то великой потери… понимаешь меня, Алиса?

– Наверное, да.

– Мне кажется, не понимаешь…

– Почему ты такого мнения обо мне?

– Никто не поймёт убийцу кроме убийцы.

– Возможно, ты прав.

Наступило молчание. Спустя минуты три Алиса сказала:

– Прости, я не хотела тебя расстраивать.

– Ничего страшного. Я был груб по отношению к тебе.

Вновь молчание, которое прервала Алиса:

– Посмотри на комоде лежит, записка там я тебе всё написала.

– Хорошо, Алиса.

Я подошёл к комоду. На нём лежал не большой клочок бумаги, будто вырванный из записной книжки лежащей рядом. Я взял его, сел на стул рядом с комодом. На бумажке был выведен не большой текст аккуратным подчерком, от неё слышался приятный запах клубники. Когда-то я уже ощущал этот запах. А когда это было? Я этого не знаю. И никогда не узнаю. Наверное мне этого и не нужно. Я принялся читать записку.

«Привет, это я, Алиса. Ты должен сделать для меня

одну услугу. Во время утренней прогулки по парку я легонько бежала вприпрыжку, пела песенку и вдруг упала. А люди, которые всё это видели, начали громко хохотать надо мной. Среди них была одна бабка, она смеялась громче всех. Как раз ты и должен разобраться с ней. Наверное, ты спросишь, как её найти. А я отвечу, обычно она уходит из школы часов в пять вечера, потом сразу идёт в парк. Только, пожалуйста, не спрашивай меня, откуда я это знаю. Там в парке она находится до восьми вечера. Там ты её подкараулишь и УБЬЁШЬ!! Если спросишь чем, я отвечу своими перчатками, которые лежат в ванной, только не забудь промыть их лезвия. Расправься с ней заслуженно, ударь её в бока своими лезвиями! Пусть прольётся кровь! Всё, пока, удачи целую.

Алиса».

После прочтения я убрал записку в карман синего комбинезона. Пошёл в ванную комнату, там, на небольшой грязной чуть ржавой раковине лежали перчатки испачканные кровью. Я взял их, и под струёй воды промыл лезвия. Перчатки убрал в сумку, которую взял на диване. Перед тем как выйти я произнёс:

– Надеюсь, что всё получится.

Глава 2. День первый.

Гришин сидел в своём кабинете смотрел на фотографии с места преступления. С закуренной сигаретой во рту. За окном уже был день. А из головы его так и не выходило вчерашнее событие. Василий Фёдорович размышлял:

«Главное нет ничего ни улик, ни свидетелей вообще ничего только тело и сторож-алкаш. Щекотуна больше нет, но почему такой похожий способ убийства, я бы даже сказал одинаковый. Ребята в парке ничего подозрительного не нашли. Личность убитого установить не удалось, документов при нём не было. Я предполагаю, что убийство было не спланированное, а случайное без каких-либо мотивов. Скорее всего, убийца совершил всё это только ради какого-либо наслаждения. К тому же если смотреть на внешность убитого, он выглядит как обычный пьяница или бездомный. Уже несколько недель мне не даёт покоя смерть Щекотуна. Где его дело? Может мои предположения, обретут доказательство, если я вновь разберусь в нём заново? Конечно!».

Василий потянулся к телефону и набрал номер. В трубке раздались гудки, спустя минуту мужской голос сказал:

– Да, Василий Фёдорович?

– Здоров, да это я. Мне в 55 кабинет дело А. В. Дунаева срочно занеси.

– Да, сейчас я вам занесу.

Гришин положил трубку, спустя десять минут раздался стук в дверь. Вошёл милиционер.

– Василий Фёдорович, вот папка. Только зачем она вам?

– Да есть предположения, – открыв папку и закурив сигарету, сказал следователь.

– Какие?

– Не твоё дело. Свободен!

Милиционер удалился.

Гришин долго изучал дело. Вчитывался в каждое слово, изучал детально, каждую фотографию. Он несколько раз вставал из-за своего места и бродил по кабинету. Тихо вслух размышляя:

– При убитом в январе того года не было перчаток, хотя Дунаев утверждал, что видел их. Ещё здесь написано, что Щекотуна зовут Иван Андреевич Коршунов. К делу приложена фотография его паспорта. Коршунов выглядел слишком молодо, на момент смерти ему было не больше 25 лет. По описаниям, Щекотун выглядел старше. На трупе была надета слишком чистая одежда, и он сам был чист. Никто из опрошенных людей, бывшими родственниками или близкими людьми ранее убитых Щекотуном не знали имени Ивана Андреевича Коршунова. Тут в бумагах написано точное описание нападавшего, но почему у меня главного следователя в этом деле таких данных нет? Слишком уж всё сейчас кажется мне сглажено и просто. Возможно пока это ещё не стоит говорить вслух, но мне кажется, что Коршунов был подражателем. Это нужно ещё доказать. А не то меня воспримут за сумасшедшего. Это ударит сильно по моей репутации, потом с женой скандал… нет этого мне не надо. Всю ту историю я должен вновь услышать из первых уст. Мне кажется новое убийство связанно с прошлыми моими делами Щекотуна. Не зря я не сплю спокойно более года? Не зря, точно не зря. Нужна встреча с Дунаевым. Надеюсь, он жив, такие как он, на зоне редко долго выживают.