Театр и фантастика (сборник)
Шрифт:
– Ага.
– А еще в этот цилиндр вписан конус… Что такое конус, знаешь?
– Да. Вроде колпака.
– Так вот – объемы этих красивых фигур соотносятся как три к двум к одному. Понял?
– М-м-м… Да.
– А теперь представь, как обрадовался человек, впервые совершивший это открытие. Как впервые радуется всякий, кто это постигает… Это гармония. Мир гармоничен, он гармонично устроен. Возможно, мир сотворен математиком, а может быть, мир сотворен с помощью песни… Понимаешь? Математика так прочно связана с музыкой,
– А вы верите в Бога?
– А ты?
– А я – не знаю…
Молчание.
– Кстати, Саша… Твои коленки уже зажили? Как ты себя чувствуешь?
– Коленки? Ну да, уже корочкой покрылись и не болят… Ой.
– Что?
– А… откуда вы знаете про мои коленки?
Новое молчание. Мгновенное.
– Ты же мне говорил, что упал, когда был гололед.
– Точно говорил?
– А откуда тогда я знаю?
Пауза.
– Я не знаю, откуда вы знаете. Потому что я вам все-таки не говорил.
Смешок в трубке:
– Ну ладно… Будем считать, что мне это приснилось.
На другой день позвонил Михель. Эмма почти не сомневалась, что он позвонит, и даже обрадовалась, услышав в трубке его чуть подернутое акцентом приветствие. Она снова успокоила его – все в порядке, она себя чувствует хорошо, никакого сотрясения у нее нет и не было, ссадины заживают.
Он помолчал – и предложил ей пойти в субботу в ресторан «Кортес».
Она отказалась автоматически. Она почти испугалась, потому что вежливость – вежливостью, и человеческое внимание делает Михелю честь, но вот ресторан «Кортес» в рамки сочувствия никак не вписывается.
А потом ей стало обидно, что ей тридцать пять, а в ресторане «Кортес» она не была и, наверное, уже никогда не будет…
К счастью, Михель повторил свое приглашение снова.
– …Вот вы говорите «красота, гармония»… А польза какая-то от этого есть?
– Конечно. Или тебе интересно, какая от красоты в этом мире польза?
– Нет… Вот, например… Вы говорите, что математика чуть ли не все на свете может… А вот что-нибудь такое, что все людям полезно… Например, будущее предсказывать?
– А ты думаешь, что это всем людям полезно?
– Не знаю… Но математика может или нет?
– А что бы ты хотел узнать? Из будущего?
– Например, с каким счетом завтра наши с Германией сыграют.
– Продуют наши. Четыре-один.
– Да вы что! Не может быть!
– Ничего не поделаешь. Немцы сильнее. Чудес не бывает.
– Но с таким счетом – не может быть!
– Ну что ж, не может – так не может…
– Ростислав Викторович!
– Привет, Саша.
– Признайтесь – вы просто угадали счет?
– Ну конечно. Просто угадал.
– А… как?
– Повезло мне, вот и угадал.
Молчание.
– Ростислав Викторович,
– Господи, да в чем же?
– Может, вы не угадали вовсе, а математически предсказали?
– Может, и предсказал.
– Нет, я так не играю… Так угадали или предсказали?
– Много будешь знать…
– Ростислав Викторович! А в лотерею можете? Числа угадать?
– В лотерею не буду. Азартные игры… Знаешь, сколько народу погорело, лотерейные билеты по науке заполняя?
– Я ничего не буду заполнять! Тут розыгрыш будет через полчаса, я уже ничего не успею… Ради научного эксперимента – скажите, какие числа выпадут, а?
На другой день она позвонила Иришке. Та, как обычно, бурно обрадовалась, хотя поводов для веселья было не очень-то много: Игорешка лежал с тяжелым гриппом, а Офелию буквально позавчера дернул черт выяснять отношения с двумя ройтвеллерами, в результате чего обе стороны изрядно пострадали.
– Послушай, – сказала Эмма, когда подробно обсуждены были и методы лечения Игорешки, и цены у разных ветеринаров, и наглость не в меру расплодившихся ройтвеллеров. – А ваш репетитор… Игорек еще с ним занимается?
– Ну да, – сказала Иришка. – Только пропустили уже три занятия. Негоже занятого человека гриппом травить.
– Да, – сказала Эмма, внутренне решаясь. – А… как он вообще?
– Да все по-прежнему, – отозвалась удивленная Иришка. – А что?
– Ты никогда… – Эмма замялась, – не замечала за ним… ну, чего-нибудь такого?
Она хотела спросить: «Ты не замечала, что он будущее предсказывает?», но в последний момент придержала язык.
– Да он весь… такой, – Иришка, наверное, пожала плечами, потому что трубка, которую она удерживала обычно без помощи рук (была у нее такая привычка – мыть посуду, стирать или перекладывать вещи во время разговора по телефону) вырвалась и упала, так что Эмма услышала грохот, вскрик, ругательство и отдаленный голос Ивана.
– Хорошо хоть не в тазик, – сказала Иришка секундой спустя. – Так что я говорила?
– Игорешкин репетитор…
– А? Да, он такой, сумасшедший ученый, я же тебе… Что? Ой, Эммочка, извини, тут надо чего-то Игорешке, он лежит…
Распрощались.
Эмма долго сидела перед немым телевизором, смотрела на экран, как смотрят в огонь камина, а рядом на столе лежал клочок бумаги – оторванный угол старой газеты, на котором в строчку записаны были шесть цифр, и каждое обведено красным фломастером.
Эмма не верила в невероятное.
То есть – она четко разграничивала «ту» и «эту» сторону воображаемого экрана. «По ту» сторону невероятное существует легально и потому приносит радость; если в невероятное «за дверью» Эмма верила, и с воодушевлением, то гадалки, штатные астрологи и экстрасенсы вызывали у нее раздражение и даже гадливость.