Театр мертвецов
Шрифт:
— На допросе Грановский рассказывал об этой штуке. Это не жезл, а скипетр кахетинского царя Давида семнадцатого века. Труппа приехала в Сочи из Тбилиси, и Грановский рассказывал, что скипетр ему подарили ц Грузии какие-то банкиры. Он увидел его в одном из музеев и сказал: «Шикарная штука! Моему бы Цезарю такой, может, играть станет лучше!». Банкиры выкупили скипетр из музея и подарили ему. Раньше в глазницах орла были вставлены изумруды, но они не сохранились до наших дней.
— А Рачковский не спросил, с чем связан такой роскошный подарок простому
— Объяснение выглядело убедительно. Григорий Грановский подписал очень выгодный для Грузии контракт, а Антон Грановский просто его отвез, как бы по ходу дела. И те решили отблагодарить его. Они сочли, что брат имеет особое влияние на олигарха, вот и выполнили его каприз. Эта штуковина оценивалась в триста пятьдесят тысяч долларов. На вопрос, почему он разбрасывается такими раритетами в номере, он ответил, что считал скипетр своим талисманом и он вроде как заговоренный, его нельзя украсть. А Грановский каждый день им любовался. Ничего в этом не смыслю, но вещь считается уникальной.
— Вот и подумай, Ваня. Следов в номере выше крыши, а на орудии убийства, этом самом скипетре, обнаружены только отпечатки убийцы Кирилла Миронова. Куда же делись отпечатки Грановского, который каждый день любовался своей новой игрушкой?
— Я даже не знал об этом.
— Но опытный Рачковский не мог этого не заметить. Или не захотел? Факты, конечно, упрямая вещь. Экспертизой установлено, что сперма принадлежит Кириллу, следы на скипетре тоже, а про кровь под ногтями убитой забыли.
— Экспертом была Варвара Николаевна Харченко. Она ошибиться не могла. Ее вызвали из Краснодара, из института судебной экспертизы. Она даже преподает в Высшей школе милиции, профессор. У нас тут нет хороших лабораторий.
— Она и раньше приезжала?
— В особых случаях, если дело пахло скандалом. Помню, пришили какого-то банкира на его даче, точнее, его током убило в крытом бассейне. Дело очевидное, но вызвали ее. Заключения Варвары Николаевны сомнениям не подлежат.
— А вы помните, какая погода стояла в ту ночь?
— Жарко было, под тридцать, а днем до сорока пяти.
— Окна и балконы у всех были раскрыты?
— Они и в сентябре не закрываются.
— А как были одеты артисты?
— В шортах и футболках, женщины в сарафанах. Они же не в ресторане отмечали день рождения, а в номере.
— Все так были одеты? Вспомните точно.
— Кажется… Хотя, постой. Нет, не все. Антон Грановский был в брюках и водолазке, причем черной, а брюки белые.
— Вам это не показалось странным?
— Ну он же руководитель, солидный человек.
— Значит, должен париться. Спрашивал ли следователь у актеров, кто из них отлучался из номера, где они гуляли? Может быть, Грановский выходил?
— Нет, все в один голос сказали, что Грановский выпил лишку и уснул в кресле. Как отрубился около часу ночи, так и проспал до четырех, потом пошел к себе, а через две минуты влетел в номер как угорелый, в панике. Неужто ты, Палыч, думаешь, что Грановский
— Я не думаю, а пытаюсь анализировать. Посудите сами, Иван. Первым, кто увидел труп, был Грановский. Вот поэтому я с него и начал. Может быть, мы и до других доберемся, не знаю, но зацепки есть: отсутствие отпечатков пальцев на скипетре, убийство в его номере, и брюки с водолазкой в тридцатиградусную жару. Почему? А может быть, чтобы скрыть царапины на шее? Почему следствие делает упор на одном и не хочет замечать очевидных вещей. Не стыкуются обстоятельства, указывающие на виновность Кирилла. А если не он, то кто же? Почему в деле нет показаний дежурной по этажу, которая несет ответственность за порядок?
— Да нет же! Рачковский ее допрашивал, но без протокола. Бабу потом с работы выгнали. Значит, так. Ее тоже позвали на день рождения. Вечеринка началась около одиннадцати вечера. Вообще, она по номерам не ходит, а тут особый случай, столичные артисты. Она поддалась соблазну и пошла. Выпила и закосела. Ну и пошла спать в свой закуток. Ее уже мы разбудили, когда приехали. Чего с нее возьмешь? На следующий день уволили.
— А горничную допрашивали?
— Горничная в деле не фигурировала. Они же по ночам не работают.
— Хорошо, Иван, спасибо за помощь. Если что-нибудь вспомните, заходите, я здесь еще недельку поживу.
— Конечно, я подумаю. Ты, Палыч, извини, что я на «ты», уж так мы тут привыкли. А вообще ты интересно все раскладываешь. Угол другой. Я тоже подумаю. Вспомню чего, обязательно приду.
На том и порешили.
А в Москве тем временем лил беспрестанный дождь. У Трифонова разболелась нога, а от машины он отказался. Неудобно развозить свою задницу, выполняя мелкую работу, когда транспорта и без того не хватает.
Профессора Никанорова он отлавливал с утра. Тому уже семьдесят два стукнуло, а он ускользал у него из рук как рыба. И везде слышал одно и то же: «Только что был, но ушел туда-то». В последнем месте ему сказали, что Никаноров поехал в библиотеку. Уж там-то он не вывернется. И точно, Трифонов нашел его в читальном зале.
Девушка указала вымотанному следователю на столик у окна и сказала, что за ним сидит профессор, удивившись, что странный посетитель такого не знает. Трифонов откашлялся. В читальном зале надо разговаривать очень тихо, а с его громобойным баритоном делать это чрезвычайно сложно.
— Извините, что отвлекаю вас, Лев Абрамыч, уделите мне несколько минут.
Сухопарый старикашка, похожий на отставного прапорщика, поднял живые глаза и спросил:
— Вы из милиции?
— Нет, из прокуратуры.
— Один черт, штамп тот же на лбу стоит.
Трифонов немного смутился.
— Дело у нас к вам.
— Догадался, что не в ученики напрашиваетесь.
— Вы, кажется, возглавляли комиссию, определявшую причастность Шолохова к написанию «Тихого Дона»?
— И кто же, любезнейший, научил вас так издеваться над русским языком?