Театр одной актрисы
Шрифт:
— Отвали.
Ирданопешил. А я хихикнула. Видимо, крови слишком много к мозгу прилило.
— Тебе мало было? Хочешь, чтобыядовелначатоев прошлый раздоконца?
Я перевернулась на живот, подперла голову руками и посмотрела этойгадинепрямо в глаза.
— Слушай, ну чего ты так сердишься? Может же быть у девушки плохое настроение? Служанки уберут, а ты пока встороночкепостой.Да, и пусть платье отпарят.А то буду завтра мятая и некрасивая.
Ирданмолча смотрел на меня, явно не врубаясь в происходящее. Видимо, по его логике,
Он, наконец, отмер и выдалсакраментальное:
— Тыдура, да?
Недура, конечно, но нервы тебе потреплю. И ничего ты мне не сделаешь, иначе тебя королева разорвет на сотню маленькихужиков. И я подняла руку вверх в театральном жесте и продекламировалапо памятис чувством, с толком, с расстановкой, очень проникновенно, по всем правилами законамдраматургии.
— «Вас ведь никто не любит во дворе, все осмеивают, говорят, что вы дурочка и у вас не хватает ребра…»
— ?!
— Максим Горький написал, великий человек был, умный такой… Все-все знал. Во!
И я показала поднятый вверх большой палец.
Чем, видимо, окончательноИрданадоконала. В следующую секунду он подлетел ко мне, схватил за шею и поднял над кроватью, встряхнул, как тряпку.
Сердце захолонуло, но отступать было уже поздно.
— Если насиловать собрался, то синяков не оставляй. А если убивать, то, пожалуйста, не мучительно. Убей меня нежно… — интимно прошептала ему прямо в лицо и прикрыла глаза.
Ирданзашипел, сказал что-то невнятно и матерно.
Стальная хватка разомкнулась, и я упала на кровать. Потерла шею и добила последним штрихом:
— Если убийство откладывается, то принеси мне, пожалуйста, розовых пряников.
***
В яблочко!
Ирданзастыл и вылупился на меня, какна дивное явление природы.
— Что принести?
— Пряников. Розовых. Но можно и обычных. Я слышала, тут у вас их вкусно делают. Тебе сложно, что ли?
— И от кого ты этослыш-ш-шала?
Голос тихий такой, проникновенный.
— Непомню… Может, от служанок. А это важно?
И глазами хлопаю, невинно и наивно.
— Неважно. — Ирданрасслабился, напряжение из его позы ушло. Поверилчто ль?
— Оденься уже, наконец. Ты меня не привлекаешь.
— Ты меня тоже, — ответила я серьезно и натянула на голый филей одеяло. — Послушай, я все поняла. На завтрашнем приеме и балу буду делать, что захочешь. Скажешь сплясать — спляшу. А сейчас оставь меня, пожалуйста, в покое. Я очень-очень устала, у меня нервы иголова болит.
— Конечно.—Ирданочень неприятно ухмыльнулся. — Льдар!
Я вздрогнула от резкого окрика. В комнату скользнул высокий худой человек вочередном задолбавшемменя сером плаще.
— Следишь до утра, пока за ней не придут.
И вышел. Я внимательно посмотрела на товарищаЛьдара. Ну что сказать, вобла сушеная третий сорт. Впалые щеки, сероватая кожа, мертвые бесцветные глаза, узкая,
Я хмыкнула,поплотнеезавернулась водеяло и отправилась в уборную. Дернулась от отражения в зеркале — местная косметика, которой меня подкрасили, растёрлась по всему лицу.Надеюсь, хоть свинца в этот местный «Диор» от щедрот ненаквакали.
Радует, что в этом мире есть у людей нормальное представление о гигиене, а то бы чесаться мне сейчас, как в средневековой Франции, от укусов блох и клопов. И еще не самое плохое.
Я умылась, привела себя в порядок. Пока я совершала гигиенические процедуры, служанки прибрали за мной последствия разгрома и уже ушли. На столе дымился поздний ужин —заботливыекакие!
Я, совершенно не смущаясь взгляда мсьёЛьдара,который сидел в темном углу комнаты, как сыч,с аппетитом съела бульон с гренками и салат. Диетическое питание, однако!
Развалилась на кровати, уютно свернулась клубочком и стала думать.
Меня совершенно не волновало отсутствие приватности. Тот, кто служил в театре, работал на подиуме или в других подобных местах, знает, что смущение в этих профессиях не подразумевается. Вокруг тебя вечно толпа людей, гримерка забита всеми, кем только можно, все орут, носятся, спорят, половина народа спокойно переодевается, сверкая голым задом и грудью и совершенно этого не стесняясь. При таких условиях начинаешь очень просто относиться к своему телу. Да и внимание других людей просто не замечаешь. Вот и сейчас мне было откровенно плевать насоглядатая.
Невеселые мысли кружились в голове.Что же это за мир такойстремный? Археи какие-то, змеиные зрачки… Кто тут еще водится, интересно? Хотя нет, совершенно неинтересно.
Меня тревожилодругое. Дея, несчастный ребенок… ИМавен. Вот уж кторедкостная…! Я бы очень, очень хотела помочь. И даже технически представляла. Археи, как я поняла, духи крови. Они живут в ней, откликаясь на ее движение по венам, проходят сквозь сердце и питают душу и тело талантами и дарами. Выпусти кровь — вырвется наружу и непокоренный архей, но сколько надо этой крови? А может, надо просто убить человека?Я и убить — вещи несовместимые. А если дернусь хоть пальцем тронутьгадину,меня убьют.Сразу. Подозреваю, что за покушение на монаршую персону тюрьмой не отделаюсь.
В голове медленно оформлялся план, сырой, грубый, очень рискованный хотя бы тем, что там фигурировал любовник королевы. Медленно выстраивались сцены, менялись в них людии ихреакциинамои слова, действия.Когда картинка, наконец, стала четкой,я нервно хохотнула, повернула голову кохраннику и сладенько сказала:
— Доброй ночи вам, господин.
Охранник озадаченно моргнул рыбьими глазами, даже в полумраке комнаты было видно. А я продолжила пожелание:
— И пусть вам до конца жизни снятсядохлыеверблюды и старые женщины с большими носами.