Театр теней
Шрифт:
— Ты допускал когда-нибудь такую мысль? — спросила его как-то вечером жена. Было уже поздно, они пили вино и читали. Джеки затеяла разговор, а Дэвис только делал вид, что слушает, и тут он вдруг понял, что не знает, о чем они говорят.
— Какую «такую»?
— Что ее можно клонировать?
— Анну Кэт?
— Ну конечно, Анну Кэт, кого же еще?
Дэвис бросил на нее безумный взгляд:
— Нет. Никогда! Во-первых, это незаконно. — Это была абсолютно абсурдная реплика и жестокая, учитывая, какую тайну он от нее скрывал, и он прекрасно сознавал, что теперь, после такой отговорки, она уж точно никогда его не простит, если узнает правду.
— Дэвис, я же не
— Это была бы уже не она.
— А разве это имело бы значение?
— Да.
Джеки закрыла книгу. Голос ее сделался глуше — так всегда бывало, когда она злилась, печалилась или нервничала:
— Твои слова можно понять так, что клонированный ребенок — нечто неживое, нереальное. Многие были бы поражены, услышь они от тебя такое.
— Для новой семьи она была бы вполне реальна. Но только не для тех, кто знал оригинал. Для них она будет то, что называется doppelganger. [9] Жалкой копией. Призраком, не вызывающим воспоминаний. Разве Анна Кэт была бы Анной Кэт без того шрама на костяшках пальцев, что у нее появился, когда она училась кататься на велосипеде? Или если бы у нее стояли пломбы в других зубах? Или она занималась бы плаванием, а не волейболом? Боялась бы не пауков, а высоты? Если бы английский нравился ей больше, чем математика?
9
Призрак-двойник живущего человека (нем.).
На лице Джеки выступил румянец, и Дэвис потянулся к ней, но ее стул стоял слишком далеко, и его рука ладонью кверху так и повисла в воздухе.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал он. — Прошло уже столько лет, а ты все еще чувствуешь пустоту, которую до ужаса хочется чем-нибудь заполнить. Но пойми, для нас с тобой клон останется лишь проекцией оригинала — некой абстрактной фигурой, как актеры в кино, как тень на стене. Если бы в нашем доме появилась маленькая девочка с внешностью Анны Кэт, разве ощущение пустоты не стало бы еще страшней?
Джеки заплакала, Дэвис тоже, но он не стал подходить к ней, и она не стала подходить к нему.
19
У Большого Роба был такой маленький офис, что за стол ему приходилось протискиваться боком. Сэлли Барвик заняла алюминиевый стул с мягким сиденьем и рваной виниловой обивкой. Если бы она вытянула ноги, носки ее красных туфель уперлись бы в металлические ножки стола, за которым сидел Большой Роб, еще до того, как она выпрямила бы их до конца. Она могла откинуть назад голову на длинной смуглой шее и достать затылком до стенки, а сидящий напротив Большой Роб запросто мог дотянуться до противоположной стены, не вставая с места. Тощий Фил Канелла вклинился между шкафом для хранения документов и стеной — занял единственный оставшийся закуток, где мог разместиться человек. Филли, как и Большой Роб, был в прошлом копом, а потом подался в частные детективы. Он приехал из северных пригородов в связи с одним из последних дел («Вот, решил заскочить, поздороваться»).
У Барвик в руках был трехслойный сэндвич, купленный этажом ниже в закусочной при гастрономе на Огден-авеню. Он был таким огромным, с перемежающимися слоями мяса, салата, помидоров и хлеба, что она никак не могла приспособиться откусить, с какой бы стороны и под каким бы
— Это не он, — сказала она, едва справившись с большущим куском хлеба с индейкой, майонезом и помидором.
— Откуда ты знаешь? — спросил Большой Роб.
— У малыша Финнов есть родинка. У Эрика Лундквиста ее не было.
— И что это доказывает?
— Они же клоны, Робби. Генетически идентичные.
— Да что ты знаешь о клонах-то, Барвик? Нет, правда. Ты что, экспертом по этому вопросу вдруг заделалась?
— Тоже мне секрет! Ты журнал «Тайм» почитай. А хочешь, найми врача, эксперта, кого угодно, и спроси.
— Я не собираюсь нанимать никакого врача, Барвик. Финны с нами уже рассчитались. Я не намерен просить их оплачивать какую-то дополнительную консультацию, и уж тем более платить за нее из собственного кармана.
— Тогда просто поверь мне на слово.
С набитым солониной ртом Большой Роб помахал над головой красной папкой сантиметра два толщиной:
— Незачем мне верить тебе на слово. У меня здесь результат восьми месяцев упорного труда, который показывает, что Лундквист — тот самый, кто нам нужен. Не буду же я теперь заявляться к Финнам и рассказывать всю эту детективную историю.
— О'кей. Так чего ты хочешь?
— Хочу, чтобы ты отдала мне диски и забыла про свою беседу с той женщиной. Благодаря нам и предоставленным нами материалам (поздравляю, кстати, отличная работа), Финны уже считают, что Эрик Лундквист — тот самый парень. Теперь мы отдадим им интервью, и они получат как раз то, что хотели: биографию человека, ставшего донором ДНК их сына.
— Есть только одно «но»: Эрик Лундквист не был этим донором.
— Это ты так говоришь. Финны в любом случае гоняются за призраком. Лундквист, клон он там или не клон, все равно не то же самое, что их сын. Одно дело характер человека, а другое дело — воспитание и всякое такое. Пусть даже ты права, что с того? Ну, было им любопытно — так мы их любопытство удовлетворим.
Тогда Сэлли сказала:
— Неужели тебе неинтересно узнать, кто, если не Лундквист, был настоящим донором? Здесь ведь явно что-то не так, Робби. Все это попахивает крупным скандалом. Прямо в духе Вудворда и Бернстайна. [10] Разве тебе не хотелось бы узнать, почему во всех бумагах, во всех медицинских картах Лундквист значится как донор и при этом не похож на своего клона. Как так получилось, что у ребенка Финнов есть родинка, а у Эрика Лундквиста ее никогда не было?
10
Имеются в виду корреспонденты газеты «Вашингтон пост» Роберт Вудворд и Карл Бернстайн, чье журналистское расследование привело к Уотергейтскому скандалу и отставке президента Р. Никсона.
— Я хочу знать только то, что хочет знать заказчик. И не больше. Верно я говорю, Фил? — Его друг кивнул. — А заказчик хочет знать об Эрике Лундквисте.
Барвик достала из сумки два диска и пододвинула их Большому Робу.
— Я уже сделала копию интересующей нас информации.
Большой Роб уперся взглядом в Канеллу.
— Послушай, что я тебе скажу, Сэлли, — проговорил Фил. — Мы занимаемся таким бизнесом, в котором от нас ждут ответов на поставленные вопросы, а вовсе не правды. Когда женщина нанимает нас, чтобы проследить за своим никудышным мужем, мы следим и делаем снимки. Если даже у ее мужа есть веские причины проводить время со своей секретаршей в мотеле на Линкольн-авеню, нас это не касается.