Театральный маньяк
Шрифт:
– Да, интересно узнать, как сложилась судьба Эльки.
Первая кровь. Заалела капля – слишком сильно Эдик надавил, дернулся…
– Ее больше нет, – залпом допил водку и сунул в рот порезанный палец. Потом встал, буркнув: покурю на улице. Нож остался лежать на столе. Генка незаметно подтянул опасную игрушку к себе, сложил и спрятал в карман пиджака. Мало ли что, вон как градус беседы растет…
– Грустная история. Очень болезненная для нашего друга. Не надо его расспрашивать, – Костик нахмурил брови. – Года три назад Элька связалась с дурной компанией: то ли киношники, то ли музыканты. Богема, одним словом, гулянки до
– А Эдик тут при чем? – не врубился Генка.
– Они жили вместе, ты разве не знал? Эдик в Эльвиру влюблен был с детства.
– Не он один, – вздохнул Жорка.
Верная примета: если в мужской компании вспомнили одну женщину, то и другим придется икать в этот вечер. От Памелы Андерсон до «моей бывшей, ты ее не знаешь». Когда Эдик вернулся к столу, там вовсю обсуждали: за что мужчины любят женщин.
– Хотите страшную правду? – заговорщицки понизил голос Генка. – Альтернативы нет! Мужиков любить противно, а марки – тупо…
– То есть ты женщин собираешь, как филателист коллекцию? – уточнил Жорка.
– Конечно! Никто же не берет первую встречную в жены. Или в любовницы. Долго выбираем. Хвастаемся самыми удачными экземплярами перед друзьями. Мы все коллекционеры, нет?!
– Скучно рассказываешь, – усмехнулся Эдик. – Типичный потребитель: нашел, купил, положил в сундук… Мужчина – завоеватель. Должен осаждать женщину, как неприступную крепость. Или брать штурмом с наскока. Она должна почувствовать силу и выбросить белый флаг. А дальше три дня на разграбление и прочие бесчинства. До победного конца.
– Вот ты Генку потребителем обозвал. Но сам-то не лучше, – укорил Костик. – Завоеватели – эгоисты. Тебе важна победа, а не любовь.
– А что такое любовь? – Эдик изобразил брутальную ухмылку Конана-варвара и развернулся к священнику.
Но ответил ему, неожиданно, Жорка.
– Любовь, это когда ты не владеешь объектом своего счастья. Это как выйти из пустыни в оазис, а там прохладный ручей. Или как слушать пенье птиц, – не тех, которые в клетке, а свободных…
Жорка в третий раз за вечер скрестил взгляды с Эдиком – будто шпаги в поединке. Тот не выдержал, отвел глаза.
– Не надо завоевывать женщину! Подари ей счастье. Тогда она сама захочет быть рядом. Не растает, подобно миражу в пустыне и будет петь для тебя.
Откровение слушали, затаив дыхание. Застыл и официант, принесший очередную перемену напитков. Боялся спугнуть. Эдик первым стряхнул оцепенение и цинично фыркнул.
– Верно говорят, кто семь лет живет без баб, у того крыша едет.
Напряжение снова зазвенело натянутой тетивой.
– Будете смеяться, мужики. У меня обнаружилась аллергия на презервативы, – это Генка вовремя вынырнул из пивной пены. – Точнее на латекс.
– И как же она обнаружилась?
– Как-как… Методом тыка.
– Я про женщин много рассказать не могу, сами понимаете. Но… – батюшка изогнул брови самым озорным образом. – Поехал на днях в монастырь один, под Ярославлем. Там поблизости, в лесу, есть камень заповедный, к которому стоит женщине прикоснуться – враз забеременеет.
– Правда?! – изумленным хором спросили трое приятелей.
– Ну-ну. Взрослые люди! Должны понимать, что от сидения на камне детей
– Грех стяжательства? – ввернул Эдик.
– Отчасти, – легко согласился Костик. – У нас оборотней не меньше, чем в полиции. Но речь не о том. Построили в монастыре туалет для мирян. Солидный, добротный. Двери сделали опять же резные. Но вместо традиционных «М» и «Ж» нарисовали буквы «Б» и «С».
– Да уж, загадка покруче Тотоши будет, – заметил Жорка. – Особенно если невтерпеж!
– Церковный люд понимает: братья и сестры. Но туристки попадают впросак. Ломятся в дверь «Б». Кто думает, это «барышни», кто-то – «бабы». А одна заявила: прочитала как нецензурное словцо, ведь для церкви все женщины – сплошные б… И что, спрашиваю, не обидно?! Нет, отвечает, я же и правда постоянно грешу…
– Живете дремуче, в средневековье: братья, сестры, – Генка встал в позу «Ильич на броневике». – Нужна хор-р-р-рошая рекламная кампания. Послушай профессионала. А то ведь конкуренты стараются… Посмотрите, как дьявола рекламируют. Сколько фильмов про него сняли! И, главное, всегда шикарно показывают. Мой любимый образ – брюнетка в красном кожаном комбинезоне. Или рыженькая, в коротком черном платье с декольте. Обязательно с классными сиськами и яркой помадой. А у Феллини? Маленькая девочка с золотистыми волосами, в белом пиджачке и плиссированной юбке. С нереально чистыми для ее возраста коленками. Красный шарик. Хочешь-не хочешь, но не только я потребитель. Общество у нас такое. Важно привлечь внимание. Иначе никто не будет слушать, что ты там предлагаешь – исполнение желаний, вечная жизнь. Пфффф! Еще докричаться надо, через сотни похожих реклам.
– Или в литературе, – добавил копеечку Эдик. – Уставший от суетного мира вальяжный старик. Черная трость, с набалдашником в виде головы пуделя. Золотой портсигар!
– Да-да, это же основной принцип в нашем деле: показать успех за счет внешних атрибутов. Костюм дорогущий, туфли начищены до блеска. Перстенек подороже, чем у всяких Борджиа. «Роллс-Ройс» на заднем плане… Очевидно же, дьявол не может выглядеть, как работяга, по локоть в мазуте. Иначе никто не поверит в его силу, могущество и в те сокровища, которые предлагаются в обмен на наши души.
– Вот что мы за люди?! – вздохнул Жорка. – Даже дьявола встречаем по одежке.
– А я так скажу: нет никакого дьявола. Его придумали слабаки и трусы, когда хотели убежать от ответственности, – лицо Костика оставалось спокойным, но стакан в его руке бился в припадке. – В древности жили дикари. Боялись молнии, грома, огня… Молились повелителям стихий и всего непознанного, как богам. Античные греки тоже своего Аида не записывали во враги рода человеческого. Такой же олимпийский бог, как и остальные. Должность ему досталась мрачная – командовать загробным миром, наказывать грешников. Начальник колонии строгого режима. Все было просто. За примерное поведение могут и на Олимп забрать. Плохо поступаешь – Харон обратно не перевозит. Выбор оставался за человеком. А Князя Тьмы придумали для отмазки. Якобы по его наущению крали, убивали, насиловали соседских дочерей. Потом каялись принародно: «Лукавый попутал!» Так удобно свалить все свои грехи на кого-то.