Тебе меня не получить
Шрифт:
В общем, цветочная тайна осталась неразгаданной. Зато объяснилась белоснежная кобыла, которую Ора, не долго думая, назвала Луной. Оказалось, что это подарок Ноэ, присланный в дом Холодной росы вместе с сундуками.
Судьба сундуков осталась невыясненной.
Розу Ора сунула в косу, когда причёсывалась – просто так, по поводу хорошего настроения. Сегодня они, наконец, должны были добраться до столицы. А, значит, конец опостылевшей гонке, от которой кожа Роен, кажется, продубела не хуже, чем у завзятого бродяги, и даже мозоли успели не только отмокнуть, но и огрубеть.
Ора, намурлыкивая под нос, открыла дверь, переступая через
– Доброе утро, – привычно окликнул её Барс, поднимаясь. – Как спалось?
– Не поверишь, сегодня отлично.
– Почему не поверю? – улыбнулся экзорцист, становясь, пожалуй, даже симпатичнее Олдена. Если, конечно, не присматриваться к змеиным глазам и жутковато шевелящимся ушам. – Поверю. Я тоже хочу побыстрее домой добраться. А карета уже ждёт.
– Какая карета? – удивилась Ора, оборачиваясь через плечо.
– Владыки, – спокойно объяснил Барс. – Приказано доставить тебя немедленно.
– А завтрак? – жалобно проблеяла Роен, для себя же неожиданно струхнув едва не до дрожи.
– В ней и позавтракаешь. Олден уже всё устроил.
Девушка кивнула, сухо сглотнув. Кажется, мир снова собрался мчаться галопом, волоча Роен за узду.
***
Столицы Ора так и не увидела просто потому, что в экипаже не оказалось окон! Их просто не было – и всё. А ещё под деревянными панелями, кажется, пряталась сталь, уж слишком тяжело катила странная карета, которую тянула аж шестёрка лошадей. И дверцу – единственную, с левого бока – Лис, не таясь, запер снаружи, да ещё потребовал, чтобы Роен задвинула приличный запор изнутри.
Всё это откровенно пугало. Ора понятия не имела, как чувствуют себя заключённые в каменном мешке, но подозревала, что похоже. Быть внутри наглухо закупоренной коробки оказалось дико неприятно, то и дело накатывало ощущение, будто воздуха не хватает. И уговорить себя успокоиться становилось всё сложнее. Вернее, уговорить-то не получалось совсем, но хотя бы хватало сил не начать визжать, колотя кулаками в закупоренную дверцу.
Сначала экипаж шёл валко, перекатываясь колёсами по горбылям тракта. Потом поехал медленнее, со скоростью пешехода, наверное. Лошадиные подковы звонко зацокали о каменную брусчатку, а до Оры донёсся приглушённый и неразборчивый гомон, означавший город. Следом пошли вроде бы плиты, а живой гул исчез, зашуршал гравий. И карета, в конце концов, остановилась, оставив Роен наедине с громко бухающим сердцем.
Дверца рывком распахнулась, резанув по глазам чересчур ярким дневным светом.
– Атьера, – Лис, успевший нацепить поверх мундира короткое сюрко[1] со знаком Братства, подал руку, заставив обалдевшую от изумления Роен шарахнуться. – Шевели задницей, идиотка, – прошипел экзорцист, сразу став понятным и практически родным. – Владыку не заставляют ждать.
Снаружи оказался сад, такой чистеньки и прилизанный, что немедленно захотелось плюнуть: кусты выстрижены кубами и пирамидами, аллеи будто по линейке вычерчены, на просвет видать, даже розы выстроились словно по стойке смирно. А через каждые двадцать шагов стояли совершенно неподвижные рыцари ордена Разделённого круга. Если бы не перья на шляпах, с которым заигрывал лёгкий, тоже будто приструнённый ветерок,
– Двигай вперёд, – процедил ей на ухо Лис, – к беседке, видишь?
Ора видела и беседку розового мрамора и тучную фигуру в ярко-сапфировом облачении. Получив от заботливого экзорциста болезненный тычок между лопаток, Роен на подгибающихся ногах побрела вперёд, на ходу пытаясь сообразить, как приветствовать Владыку, Верховного жреца, Благословлённый Фламика. Реверансом? Поклоном? Сразу на колени падать?
– А вот и ты, доченька, – опередил её Владыка, улыбаясь не только губами, но всем сдобным лицом: маленькими, прячущимися за румяными щёчками глазками, кустистыми бровками и даже, кажется, до смешного крошечными ушками, чёрточками торчащими по бокам шестигранной шапочки.
Благословлённый, не заметив, что пачкает своё атласное одеяние о пыльный и заскорузлый орин кафтан, попытался прижать девушку к себе. Правда, получилось плохо, округлое и очень плотное пузцо не дало. Зато голову её – фламик оказался едва ни на три ладони ниже Роен – он наклонил очень властно, запечатлев на лбу отеческий поцелуй.
– Как же я рад видеть тебя наконец, дорогая, – умилился Владыка. – Ты представить себе не можешь, какой радостью переполняется моё старое сердце. Но, к сожалению, час счастья так скоротечен, а час дел насущных нескончаем. Присаживайся, нам о многом надо поговорить с тобой. Налить тебе чаю? Или приказать подать сока? Вина?
– Отче, – отмерла-таки Ора.
– Называй меня дядюшкой, – снова расплылся Благословлённый.
– Д-да, – Роен откашлялась. – Я очень извиняюсь, но, кажется, мне придётся подпортить вашу радость. Дело в том, что…
– Говоря «извиняюсь», ты имеешь в виду, что извиняешь себя, – Владыка надавил ей на плечи, заставляя сесть на заваленную шёлковыми подушками скамью. Несмотря на всю свою сдобность силы во фламике было с избытком. – А если ты себя прощаешь, то зачем просишь моего прощения?
– Извини… То есть, я хотела сказать, прошу прощения, – окончательно запуталась Ора. – В общем, не могли бы вы…
– Мог бы, но не буду. Даже думать об этом забудь, – неожиданно резко сказал фламик. – Никакого признания брака недействительным. Отныне и до Закатного неба ты атьера Ноэ. И я жду выполнения обязанностей, которых на тебя это налагает. – Оказалось, что глаза у Владыки вовсе не маленькие, они чёрные, жгущие не хуже крапивы, и смотрел Благословлённый как-то так, что всякое желание перечить иссякало, не успев толком появиться. – Но, думаю, я сумею подсластить эту горькую пилюлю, ведь утешение страждущих мой главнейший долг, возложенный вместе с саном Шестерыми и Одним.
Ора покорно кивнула, сомневаясь, что вкус такой пилюли вообще можно улучшить. А вот проглотить её, кажется, всё-таки придётся.
***
Ора молчала, вынуждено прихлёбывая мерзкий, жиденький, успевший порядком остыть чай, щедро сдобренный каким-то карамельно-цитрусовым привкусом. Последнее делало напиток ещё гаже, фрукты Роен предпочитала не пить, а есть.
Владыка тоже беседу продолжать не спешил, увлечённо скармливая семечки громадному попугаю, сидящему в вычурной клетке. Птица была роскошная и странная, впрочем, как и всё тут. Судя по основанию перьев, родился крылатый белым, но кто-то, а, главное, непонятно зачем, выкрасил его чёрным, а клюв и хохолок вызолотил.