Тебя никто не найдет
Шрифт:
Была масса причин, почему она не звонила своим старым друзьям, когда вернулась обратно домой. Прежде всего – деменция Черстин, которая связывала ее по рукам и ногам, а еще трудности с ответами на вопросы о Магнусе – какая из ее подружек не была в него влюблена?
И тем не менее это была еще не вся правда.
Эйра оплатила покупки и, выйдя из магазина, остановилась у машины, слушая, как дребезжат по парковке тележки покупателей. Тут и там были случайно встретившиеся знакомые, которые кричали друг другу «Здорово!» и останавливались ненадолго поболтать.
Ее вдруг осенило, что с Хансом Рунне могла произойти та же история. Он прожил
В тех, кто вернулся, ощущается некая разбалансировка. В том, что касается дружбы, происходит какой-то сдвиг. И становится куда проще общаться с новыми людьми, чем с живущим в соседнем подъезде одноклассником. Не так тягостно.
Так кем он себя считал?
Актером, волею судеб оказавшимся в дыре вроде этой, которому помимо всего прочего приходилось перебиваться случайными заработками?
Эйра проехала короткий отрезок пути до здания суда, где уже давным-давно не проходило никаких заседаний. Какой-то композитор с юга приобрел эту громадину лет двадцать тому назад. Она припомнила, что его еще привлекали к суду за экологическое преступление, когда он с моста Хаммарсбю сбросил вниз горящее пианино, что являлось частью его концертной программы.
– Да, черт возьми! – обрадовался композитор, изъяснявшийся с сильным сконским выговором. – Он пришел и спросил, нет ли у меня чего на примете, какой-нибудь роли в каком-нибудь проекте. Я пригласил его выпить вина, и мы проболтали весь вечер. А что, с ним что-то случилось?
Она рассказала. Композитор сразу сник и опустился на стул в фойе. Эйре уже в который раз приходилось выступать в роли злого вестника, чьи новости заставляли мир людей перевернуться.
На данный момент композитор был занят тем, что сочинял партию для голландского виолончелиста, которого ждало первое выступление в Дюссельдорфе, но, помимо этого, он лелеял идею организовать регулярный летний театр про инквизиторские процессы над ведьмами. Ведь это же какой интересный спектакль получился бы! И Хассе отлично подошел бы на роль священника в старинной церкви Юттерлэнна, который за колдовство осуждал женщин на смерть.
После этого они еще пару раз сталкивались в супермаркете «Ика Розен» и возобновляли разговор на эту тему, но жизнь рассудила иначе.
– Не скажу, что хорошо знал его, но мне он казался безобидным. Может, чересчур любил отстаивать свою точку зрения, но кто этим не страдает?
В тот вечер она взяла с собой на пробежку Патраска. Бежала вместе с псом и думала о скорченном теле в подвале, прокручивая в голове все то, что она видела и слышала. В какой-то момент на передний план вылезла ее короткая встреча со Стиной. Их пути разошлись, когда Стина забеременела и перестала посещать тусовки и школу, или же это сама Эйра удрала, испугавшись, что никогда не сможет отсюда вырваться? Что тоже забеременеет и окажется привязанной. С тех пор, как она стала достаточно взрослой, чтобы тосковать по чему-то, сама не зная чему, на заднем плане для нее бился извечный вопрос: сбежать или остаться, домой или прочь из него – она до сих пор так и не решила. Эйра вернулась домой, потому что ее мама нуждалась в ней, но что теперь?
Она слушала мягкий топот лап, галопом несущихся рядом с ней, и думала о том, какую незаметную жизнь вел в свои последние годы Ханс Рунне. Здешние улицы были полны воспоминаний, рассказов о людях и событиях, которые она слышала постоянно.
Сама
На берегу она отстегнула у пса поводок. Тот несколькими скачками унесся прочь и завозился где-то во тьме. Эйра заметила ненадежное место у себя под ногами, территорию, где могла разверзнуться глубокая дыра. Отдельные участки речных берегов в Одалене состояли не из твердой земли, а из отходов работавших здесь раньше лесопилок. Тишина окутала ее, нарушаемая лишь редким шумом машин на мосту Сандёбру, в том месте, где дуга моста взмывала в небо, прочь от земли.
– Случайность, – произнес ГГ, закрывая дверь. – Я уже говорил, как сильно я ненавижу случайности?
Они находились в полицейском участке Хэрнёсанда, в конференц-зале с видом на бухту, врезавшуюся между островами, на которых был расположен город. За окнами бушевал северный ветер, закручивал в воронку последние осенние листья, так что они долетали аж до четвертого этажа.
Кроме ГГ физически в комнате присутствовала только одна Эйра. Остальные сотрудники, разбросанные на участке от Соллефтео до Сундсвалля, общались по видеосвязи. Расследование не имело конкретной точки привязки, зона поисков растянулась на весь Южный Онгерманланд: от места в восьми милях вглубь суши, где нашли труп, через Нюланд, где жил Ханс Рунне, и сюда, на побережье, в административный центр, где вечером четырнадцатого сентября были в последний раз зафиксированы сигналы его телефона.
– Либо он сам находился в Хэрнёсанде, когда его телефон вырубился, либо здесь был только его мобильный, – сказал ГГ.
А на дворе было восемнадцатое октября. Все следы не то что остыли, а уже давно покрылись льдом.
Тишина, покашливания, потрескивания, когда кто-то шевелился слишком близко от микрофона: на экране монитора пять или шесть окошек с лицами, то один появится, то второй исчезнет, хриплый голос, нездешний выговор. С некоторыми Эйра была знакома лишь шапочно, многих не знала вообще.
– Он довольно часто играл в онлайн-казино, – произнес один из тех, что сидел в Сундсвалле и в чьи обязанности входила проверка банковского счета и прочего. – Суммы не слишком большие, только тысячные, до пятизначных цифр не доходило. Судя по счету, больших займов не было, но и выигрышей тоже немного…
Слова стихли и превратились в бормотание, когда их перебил следующий голос, который Эйра узнала.
– Мы нашли в доме порядка тридцати следов, – сообщил Костель Арделеан, – но по базе данных получено лишь одно совпадение по отпечаткам пальцев. Это один покойник, застреленный из своего собственного ружья.
– Давно?
– Три года назад.
– Вот черт.
ГГ нащупал перьевую ручку, лежавшую на столе. В другое время он бы, наверное, принялся чертить линии и рисовать кружочки на белой доске в дальнем конце пустынного конференц-зала, с датами и указанием времени, схему, которая росла бы и ширилась, создавая иллюзию продвижения, но сейчас это был бы напрасный труд, потому что те, чьи лица были на экранах, не могли этого видеть.
И потом, вскоре ее бы все равно стерли.
Эйра достала из лежавшей рядом стопки офисной бумаги чистый лист и сама стала чертить и делать пометки, чтобы получить общую картину, пока доносившиеся из динамиков голоса отчитывались о проделанной работе.