Течение Алкиона. Антология британской фантастики
Шрифт:
— Где ты его взяла?
— Высокий темноволосый незнакомец пришел к нам, постучал в дверь и отдал его мне.
— Он не сказал, как его зовут?
— Сказал: Рирдон. И я, естественно, хочу знать, как он попал к нему и как ты обходишься без своих бритвенных принадлежностей и без пижамы.
— Если уж тебя это так интересует, я сплю в подштанниках. Что он тебе сказал?
— Он сказал, что ты отпускаешь бороду и предпочитаешь спать голым, а причины всего этого он просто не знает. Если я не буду задавать вопросов, то и не
— Верь ему больше, — заметил Брансон. — Он хотел разозлить тебя. Без всякого сомнения, он решил, что, если разозлит тебя, ты быстрее согласишься ему помочь. Он, конечно, задал тебе вагон вопросов: когда ты обо мне что-либо слышала, где я нахожусь, что я делаю и так далее.
— Он задал несколько вопросов. Но в конце концов я ему ничего не сказала. Да я и не могла ему ничего сказать при всем желании. Слушай, Рич, что происходит?
— Я бы очень хотел рассказать тебе все, но пока не могу. Пока нет. Когда все это кончится, власти могут захотеть оставить все это в тайне. Ты знаешь, что они могут сделать с людьми, которые разговаривают слишком много.
— Да, конечно.
— Пока я могу сказать тебе одно: все это очень секретно. Это впрямую касается меня, и это-то так меня и беспокоило перед отъездом. С тех пор я узнал, что это касается не только меня, но и многих других. Я также выяснил, что это не так уж серьезно, как мне казалось вначале.
— Это успокаивает, — сказала она с явным облегчением.
— Успокаивает, но только наполовину. По причинам, о которых я не могу сейчас говорить, это дело надо довести до конца, — он хотел объяснить ей хотя бы часть, не раскрывая всей сущности. — Это как больной зуб. Ты можешь положить в него ватку с каплями, и он перестанет так болеть. Но это полумеры. На самом деле надо просто вырвать его.
— Тебе самому?
— Я один из тех, кто от этого страдает. И я считаю, что должен что-то по этому поводу сделать, если смогу.
— О каких страданиях ты говоришь? А что власти, не могут они что-нибудь сделать?
— Им пока до этого не дотянуться, к тому же они не понимают, что происходит. Я нашел… — он заметил ее предупреждающий взгляд, оглянулся и увидел, что рядом с ним молча стоит официант.
Взяв у официанта меню, он обсудил его с Дороти и сделал заказ. Официант ушел, и Брансон продолжил:
— Я нашел одного парня, который в состоянии мне помочь. Но я еще не уверен, что он захочет. Это — Хендерсон, баллистик из красного отдела. Ты помнишь его?
— По-моему, нет, — призналась она, немного подумав.
— Такой крупный мужчина, слегка с брюшком, лысеющий на макушке, в очках без оправы. Ты встречалась с ним несколько месяцев назад.
— Все равно не могу вспомнить. Наверное, он не очень-то производит впечатление.
— Думаю, что нет, да он никогда и не стремился к этому. Он не из тех, на кого женщины обращают внимание.
— Хочешь сказать,
— Пусть будет так. — Рожа, которую скорчил Брансон, изображая Хендерсона, вызвала у нее улыбку. — Он может позвонить в любую минуту. Меня не будет дома еще несколько дней, но пусть это тебя не тревожит. У меня есть веские причины для этого.
— Так говорил и этот тип, Рирдон.
— Чертов Рирдон! Теперь слушай. Если этот парень, Хендерсон, позвонит, скажи ему, что я на работе и со мной нет связи. Спроси, что мне передать. Если ему надо, чтобы я позвонил, выясни, куда мне позвонить, в магазин или по какому-нибудь другому номеру. Все понятно?
— Я справлюсь. Искусство брака и состоит в том, чтобы уметь справляться с чем угодно.
— И еще. Если кто-нибудь — Рирдон, или тот здоровый иностранец, или еще кто-нибудь — придет к тебе и начнет донимать вопросами, ты все еще ничего не знаешь, хорошо? Ты не слышала о Хендерсоне, даже если ты только что разговаривала с ним по телефону. И не обращай внимания, кто спрашивает: репортер, агент ФБР, хоть маршал в полной форме, ты все равно ничего не знаешь. Ладно?
— Хорошо, — согласилась она. — Но могу я узнать, кто такой Рирдон?
— Офицер разведки.
На ее лице выразились удивление и озадаченность:
— Тогда это явно его работа, а не твоя…
Он оборвал ее:
— Первое: страдания многому учат, а он не страдает и вряд ли сможет понять психологию тех, кто страдает. Второе: есть разные идеи, из чего состоит разведка. И третье: он обучен иметь дело с обычными вещами и пользоваться обычными методами. Я не хочу, чтобы он путался у меня под ногами и предлагал мне свои методы: достаточно правил, которые я выполняю в институте, чтобы подчиняться каким-то еще.
— Хорошо, если он покажется у нас, я буду разговаривать с ним с широко раскрытыми, ничего не понимающими глазами.
— Так и сделай. Его, конечно, не проведешь, но и узнать от тебя он ничего не должен.
Им подали заказ. Во время еды они вели пустую беседу, но за кофе Брансон опять вернулся к беспокоящему его предмету.
— Еще один вопрос: этот верзила, которого ты определила как иностранца. Я видел его несколько раз, но попробуй его описать. Разные люди видят по-разному, и ты можешь дать мне дополнительные детали, которые очень пригодятся.
Дороти сделала то, что он просил, и еще раз доказала, что весьма наблюдательна. В дополнение к тому описанию, которое помнил Брансон, она добавила маленький белый шрам, длиной с дюйм, расположенный по диагонали с правой стороны верхней губы. У него есть привычка морщить губы после того, как он задает вопрос, и тогда шрам особенно выделяется, сказала она. Кроме этого она ничего существенного не добавила к тому, что помнил Брансон. Правда, ей показалось, что этого человека очень трудно вывести из себя, но если уж выведешь, то успокоить его будет еще труднее.