Течение Алкиона. Антология британской фантастики
Шрифт:
— Кто вам сказал, что меня наняли? — внезапно спросил я, предполагая, что это мог быть Аксель Циран.
— Новости мчатся быстро, — уклонился от ответа он. — А все новости проходят через Новую Александрию. Нам нравится знать все.
— Мне не верится, — сказал я, — что вы использовали какое-то влияние на суд, который вручил мне билет в двадцать тысяч. Ведь подобным же образом вы могли предложить окупить эти деньги?
— Конечно же, нет, — ответил Шарло. — Вообще странно, что вы могли предположить, что суд на Новом Риме можно склонить в какую-либо сторону. Новоримляне гордятся своей многократно доказанной честностью и правдивостью.
— Ага, — сказал я, чтобы показать, что поверил ему.
— Давайте не будем тратить попусту время на то, чтобы доказать, что мы очень умные. В моем возрасте
Многие люди могли бы думать об этом корабле как о своей собственности; с точки зрения закона Алкадор и Циммер должны были быть его владельцами. А ведь только они не претендовали на это. Мне это представлялось следующим образом: Шарло владел только большими компьютерами и чужими мозгами. А Алкадор и Циммер владели звонкой монетой, которая всегда была под рукой. Дель Арко владел мусорной кучей из пластика и металла. Корабля не существовало до тех пор, пока он не взлетел. А в глубоком космосе корабль был мой. Он был мною. Эрго — это был мой корабль.
Рассказывая Шарло, как вел себя корабль при управлении, я не жалел красок, чтобы он это понял. Ему это не понравилось.
— Вы не можете понять, — фыркнул он. — Корабль принадлежит мне, и только мне. История отдает его мне.
— Это так, — согласился я, — но в этом случае история будет писаться Новой Александрией, не так ли? А есть история в отчете «Хохлатого Лебедя». И до тех пор, пока «Хохлатый Лебедь» сам не стал историей, мне на все наплевать.
— Дело не в вашем ничтожном существовании, Грейнджер. Это нечто большее, — сказал он. — Вы крошечная частичка. А корабль принадлежит мне, значит, и вы тоже. Я не могу управлять кораблем, поэтому я купил машину, которая может это делать. Эта машина — вы. А больше ничего не имеет значения. Алкадор, Циммер и дель Арко — всего лишь наемные работники. Ив Лэпторн — просто никто, и еще один член экипажа — тоже. Ротгар — временный человек, долго в этом качестве он не протянет.
— Вы хотите сказать, что устроили эту экспедицию для того, чтобы обладать правом на все это? — захохотал я. Смешно мне не было, но казалось, что пришло время повеселиться.
— Да, это так, — сказал он с неожиданной горячностью. — Правом. Но не обладать им, а чувствовать его. Я хочу иметь все, что мое, и не собираюсь что-либо выпускать. Но мне нужно не право на фантастическую космическую экспедицию. Не только «Хохлатый Лебедь» — это всего лишь небольшое начало того, зачем человечество вышло в космос. Это сплав чужой науки с нашей. Это пятьсот лет развития идей по одной прямой. Это результат взгляда в будущее с двух разных точек зрения. Вселенная — это не просто. Истинная природа и мощь материи, времени и энергии находятся на расстоянии миллионов лет впереди наших ограниченных умов. Нам нужно развиваться, чтобы иметь надежду когда-либо понять Вселенную, в которой мы живем. «Хохлатый Лебедь» — это всего лишь пятьсот лет поисков в темноте и продвижения по выбранной тропинке наших несовершенных разумов. Но это только начало. Дело не в новых возможностях для космических путешествий и не в новом опыте для астронавтов. Это начало эволюционного развития. С этого-времени эволюция не будет уничтожением слабейшего, а вы не можете себе представить, как это жестоко и нерационально! С этого времени эволюция пойдет в виде сплава сильнейших. Это означает развитие всех интеллектуальных рас. На Новой Александрии каждая раса станет суммированной моделью знаний, философии, интеллекта, творчества, потенциальных возможностей. Мы создадим объединенный, сборный сверхразум. И он обеспечит нам возможность получения новой окружающей среды, не просто новую технологию, но и новый образ мышления, новый способ жизни. Когда сверхразум появится, окружающая среда начнет расширяться, чтобы встретиться с ним. Как только окружающая среда начнет изменяться, все расы будут адаптироваться к ней. Наш сверхразум получит свое начало в наших компьютерах и некоторых удачливых личностях. Но потом он расширится и охватит всех. Всех людей всех рас. Каждому человеку будут доступны знание, философия, эстетические и эмоциональные возможности всех людей независимо от их расы. И из этой синергетической интеграции новое знание, новое понимание, новое восприятие.
Люди и хормонцы могут постичь и чувствовать
Начиная с этого момента эволюционный процесс на интеллектуальном уровне ничего не подразумевает и не классифицирует. Он объединяет. У нас есть цель, и мы должны достичь ее.
Вы эфемерны, Грейнджер. И, кроме того, у вас нет разума. Вы не способны понимать. Ничего из этого не принадлежит вам. Только мне. Именно с этого я и начал. Вот такого права я желаю.
Он остановился и успокоился. Напряжение покинуло его. Я просто ничего не мог возразить ему — абсолютно ничего. Самому себе я сказал, что он сумасшедший. Что он самый настоящий, искренний, безумный ученый.
«Он верит во все это», — сказал мне ветер.
«Конечно, он верит. У него величайшая иллюзия. Величайшая во всей Галактике».
«У тебя стерильный разум, — сказал ветер. — Разве ты не можешь понять то, что он говорит? Разве ты не можешь постичь то, что он хочет?»
«Пусть идет к дьяволу со своими фантастическими мечтаниями, — ответил я. — Все это просто чушь. Я и гроша ломаного не дам за сверхразум и за гармонизацию человеческой и чужеродной мысли. Это просто пена — мыльные пузыри. Единственное, что меня волнует, — это то, как повлияет это на корабль и на всех, находящихся в нем. Меня не волнует, насколько философски утонченны и эстетически красивы были его идеи. Меня не волнует, влюбишься ли ты в эти глупые мечтания. Я беспокоюсь только о своей жизни и о том, что его это нисколько не тревожит. Помни, он мой владелец. Он купил меня, потому что я был ему нужен, но он не позволяет мне иметь собственные идеи. Именно это и пугает меня. Именно в этом его сумасшествие».
«У тебя ограниченный разум, Грейнджер, — сказал ветер. — Постоянно занятый мелочами. У тебя нет души».
И после этого безжалостного замечания ветер замолчал.
Тем временем дель Арко ласково раздаривал прощальные приветствия. Сделать это было нелегко, так как им с Джонни приходилось поддерживать Ротгара, у которого неожиданно отяжелели ноги и который что-то бормотал сам себе. Ив кружилась вокруг них, как беспомощная бабочка.
Я удалился от любезностей, которые с достоинством неслись за мной. Я помог поддержать Ротгара, и мы спустились на лифте.
— Вы не знаете, что наш шеф окончательно свихнулся?
— Знаю, — сказал дель Арко. — И поражаюсь его проницательности.
— Так зачем вы на него работаете?
— Потому что он мне платит. Он не опасен, не приносит вреда. У него просто несколько странные идеи. Наше дело вести корабль. Ядумаю, это вполне совместимо с его странностями.
Я отметил, что переоценил его проницательность. Он был тихим идиотом.
— Иногда, — сказал я, — у меня такое чувство, будто судьба не на моей стороне. Даже не так — что она имеет что-то против меня.
Дель Арко засмеялся.
— Это вы имеете что-то против, — сказал он. «Аминь», — добавил ветер.
13
Следующее утро я спал.
После полудня дель Арко должен был встретиться с Шарло для сопоставления имеющейся информации и установления разумного основания для нашей попытки найти «Потерянную Звезду». Джонни и Ротгар готовились к отлету, но мне нечего было делать — невозможно было заранее выработать какой-либо план полета. Невозможно строить планы, когда имеешь дело с Течением Алкиона.