Течёт моя Волга…
Шрифт:
Конечно, нынче другое время, и обстоятельства бывают непредсказуемы, меняются с ошеломляющей быстротой. Сегодня формировать мировоззрение, духовность, мягко говоря, непросто. Порой у нас нет возможностей для маневра, нет этих спокойных «нескольких лет» на методичное пестование личности, которые были у Франклина. Но все же большинство его принципов в любое время помогут стать человеку мудрым. Уж лучше мудрость, существующая в единственном числе и имеющая определенные границы, чем тысяча безграничных глупостей. Кроме того, совсем немного просветителей вышли из числа богатых; бедные же дали их в избытке. И тем не менее завещание Вашингтона спасенной им нации гласило: «Просвещай народ!»
Побывала я в гостях и у соотечественников, делившихся со мной всем, что у них было самого дорогого. В Нью-Йорке, а точнее, в нескольких
— Для нас этот живописный уголок олицетворяет собой кусочек родины и имеет большое значение, — говорила мне Маня Симак, председатель и радушная хозяйка Арров-парка. — Парк стал любимым местом отдыха и досуга американцев русского, украинского и белорусского происхождения, их тесного общения, встреч молодежи со старшим поколением, проведения всевозможных мероприятий культурно-просветительного характера.
И установленные в парке бронзовые изваяния Пушкина, Шевченко, Купалы и Уитмена — дань уважения не только памяти выдающихся представителей великих народов, но и взрастившей их земле.
В одном из просторных павильонов парка набилось столько народу, что, как говорится, яблоку негде было упасть. Нас пригласили сюда вместе с поэтом Егором Исаевым, чтобы собравшиеся смогли послушать стихи и песни о родине. В памяти остались слова поэта, обращенные к соотечественникам:
— Земля наша всегда была и будет больше каждого из нас и всех нас, вместе взятых, больше любой, даже очень большой страны… Равны ей только атмосфера и сама Жизнь с большой буквы. Мы за огонь, только за огонь созидательный, добрый огонь, за огонь, который дает свет, тепло, радость общения. Это живой огонь Прометея. Огонь дружбы и гостеприимства. Пусть будут костры на Земле — костры рыбацкие, пастушеские, туристские… Пусть никогда не будет Земля в костре!
Я чувствовала, как глубоко взволновали слова Егора Исаева наших зарубежных земляков, многим из которых известны ужасы Второй Мировой войны. Не помню, сколько было прочитано стихов и спето песен в тот вечер, помню только, что огни в павильоне погасли далеко за полночь — люди с грустными лицами, частенько прикладывая к глазам платки, сидели, тесно прижавшись друг к другу, и слушали голоса с родины.
Была я и в клубе «Полония», куда съезжаются русские люди из Бруклина, Квинса, Бронкса… Однажды после торжественных речей в честь одного из юбиляров редакции газеты «Русский голос» (США) я услышала знакомую до боли, тихо плывущую по залу мелодию:
Поле, русское поле… Светит луна или падает снег, — Счастьем и болью связан с тобою, Нет, не забыть тебя сердцу вовек…Да, понятие Родины у каждого свое, зримое, осязаемое. Для одних — это зеленые бульвары Москвы, для других — запах пихты и могучих таежных кедров, для третьих — красавица Волга… Конечно, можно притерпеться к чужбине, но Родиной назвать ее никак нельзя. И, наверное, счастлив тот, в ком, несмотря ни на какие разлуки и невзгоды, живет сыновья любовь к своей единственной и неповторимой Отчизне, имя которой — Россия. И это при том, что приехавшим в Штаты в разные годы русским, украинцам, евреям, готовым на любую работу, живется вовсе не плохо. Даже пожилым, рискнувшим доживать свой век за океаном. Я удивилась, когда узнала, что пенсионеры, выходцы из Одессы, имеют каждый отдельную квартиру со всеми удобствами, за которую платят около 60 долларов в месяц (остальное доплачивает государство), завтракают и обедают по чисто символической цене. При пенсии (считающейся по американским стандартам крохотной) в 400 долларов могут позволить себе проехаться по Штатам, опять же с привилегиями — со всякого рода скидками во время путешествия. Дело тут не в доброте государства, а в его богатстве. Состоятельное общество без малейших усилий находит средства на социальную защиту граждан, даже если они и проработали большую часть жизни в другой стране.
— В Америке нельзя быть слишком богатым и слишком худым. Цивилизованный человек — это прежде всего, чувство меры, — отвечал на мой вопрос репортер из «Русского голоса», когда я поинтересовалась его жизнью,
Осталась в памяти и начавшаяся кампания запугивания американского народа советской военной угрозой, которая привела к тому, что многие доверчивые, политически инфантильные американцы стали всерьез считать Советский Союз чуть ли не инициатором войны с… США. Поддавшись великодержавной идее так называемой «сильной Америки», люди начали верить политиканам и генералам, требующим наращивания гонки вооружений, разжигающим национализм, высокомерие и имперские устремления. Но трезвые умы нашли в себе силы признать, что в ядерной войне победа невозможна и необходимость переговоров о ликвидации ядерного и другого оружия неизбежна. В сознание миллионов проникла в общем-то простая мысль: тратить бесчисленные миллиарды на совершенно бессмысленную гонку вооружений — безумство. «Только идиоты могут думать в нынешний век о ядерной войне», — сказал мне однажды старый американский фермер. «Хорошо, если бы так было на самом деле, — отвечала я, — но ведь кому-то выгодно производить оружие?» «И тем не менее мир устал от военных угроз и приготовлений. Должен же когда-то наступить такой критический момент, когда ответственные государственные деятели поймут, что так дальше продолжаться не может. Выход должен быть найден. Кому нужны кровь, потрясения, бредовые идеи о неизбежности войны?»
— Сегодня мы стали страной, вооруженной до зубов, — заявил тогда известный американский писатель Гор Видал.
Похоже, он говорил правду, потому что когда я спустя три года прилетела в Бостон и пела там в сопровождении местного оркестра по случаю юбилея Майи Плисецкой, в газетах то и дело мелькали сообщения о необходимой защите населения Штатов от «советской военной угрозы», от якобы «ракетного дождя со стороны Советов». И Вашингтон давал понять остальному миру, что приложит все силы в борьбе за мировое господство.
Радушный прием оказан мне был в Канаде. Мой дебют там состоялся 10 сентября 1967 года на Всемирной выставке в Монреале «ЭКСПО-67» в «Хрустальном дворце» на открытии дней Российской Федерации. Кроме меня на этой сцене и в зале нашего павильона выступали певцы из Ленинграда Борис Штоколов и Нина Исакова, танцор Махмуд Эсамбаев, Хор имени Пятницкого. До нас здесь гастролировал с огромным успехом Большой театр. «Потрясающий голос Зыкиной! Это поет сама Россия», — прочла я на другой день перевод из «Монреаль стар».
Спустя пять лет я пела в Оттаве. Реакция на мои выступления была почти такая же. После первого концерта «Оттава джорнэл» написала: «Собравшаяся большая аудитория долго аплодировала Зыкиной, найдя ее выступление привлекательным, поскольку чувствовалось несомненное мастерство. Это больше, чем развлечение. Это демонстрация того, что уровень музыкальной культуры в России высок. Через музыку и песню растет понимание, если этого понимания искренне желают…»
В 1975 году в сопровождении ансамбля народных инструментов я выступала в 14 городах Канады, и всюду, как правило, концерты проходили при аншлагах. Пресса не скрывала мой успех, никак не связывая его с «коммунистической пропагандой». Газеты сходились в одном: концерты русской певицы — культурное событие года. Куда бы я ни пришла, незнакомые люди встречали улыбками, аплодисментами, поздравлениями и пожеланиями всех земных благ. Автографы приходилось давать везде — в отеле, на улице, в аэропорту, в магазине, кафе… К тому времени подобное занятие вошло в мой обиход, и мне ничего не оставалось делать, как следовать ему, ставшему обязательным атрибутом повседневной гастрольной жизни.