Тегеран-82. Побег
Шрифт:
С ней все согласились. И пожалели инженера, который за такую адскую жизнь хотел хоть немного валюты домой притащить, но, увы, попался.
– А что с ним теперь сделают? – поинтересовалась я.
– Ну, если серьезное нарушение, то в таких случаях обычно ссаживают с поезда и оставляют для оформления и выяснения, – ответил Димкин отец. – Так что нас в любом случае скоро отправят. Но, надеюсь, что он решит вопрос.
– Как? – наивно спросила я.
Взрослые засмеялись, а Димка уточнил:
– Скажет: «Дяденька пограничник, клянусь, я больше никогда так не буду!»
Видно,
Наконец, нас прицепили к электровозу, который еще где-то час тащил нас по гористой местности до станции Нахичевань, где мы снова ждали – на сей раз поезда «Нахичевань-Баку», чтобы прицепиться к нему.
– Говорят, этот город основал библейский Ной, – задумчиво молвил дядя Витя, глядя в окно на запыленный, раскаленный на солнце перрон.
Наши вагоны оттащили на запасной путь, но теперь мы уже были на Родине и могли спокойно выйти на воздух. Жара в Нахичевани в первых числах сентября стояла неимоверная. Старик в чалме катил по перрону лоток с фруктами и лепешками, зазывая покупателей на незнакомом языке. По-русски он не понимал.
– Ничем не отличается от того, что на той стороне! – удивилась я.
– Исторически это одна земля, где всегда жили определенные народности, – сказал Димкин папа, покупая у аксакала его товар, – а государственные границы – деление условное, политическое.
– Интересно, а он знает, что живет в Советском Союзе? – кивнула я на деда-торговца. – Он же по-русски не знает.
– Надеюсь, дети с внуками объяснили, – засмеялся дядя Витя.
Мы вернулись в прохладное купе и, наконец, спокойно поели, без пасдаров, служащих Исламской республике, и офицеров, служащих Советскому Союзу.
После еды всех сморило, и мы завалились спать. Пока прицепят к бакинскому поезду, пока он со всеми остановками доедет до Баку, пройдет еще часов десять – к азербайджанской столице, где тоже долгая стоянка, но хотя бы есть, где погулять, как раз выспимся.
На третий день жизни на колесах поезд начинаешь воспринимать, как дом, в котором никогда не скучно, потому что картинка за окном все время меняется.
Проснулась я уже в Баку. Мы снова стояли на запасных путях, справа и слева расстилались бесконечные рельсы. Они причудливо переплетались и расходились в разные стороны. Глядя в запылившееся в пути окно своего купе, я подумала, что на таких громадных железнодорожных станциях витает особый дух – дух странствий. Классно было бы никогда не сидеть на одном месте, а кочевать по всему миру, созерцая и впитывая впечатления. Древнеперсидские поэты-мыслители так и делали, только без поезда, пешком или на осликах. Но на поезде все-таки лучше: можно хоть поспать под кондиционером.
Я вылезла в коридор, Димка уже стоял у окна и тоже глядел на рельсы. Здание вокзала маячило где-то вдалеке.
– Так, одной никуда не уходить! – сказал мне мой «дорожный опекун» дядя
Идти решили вместе – Димкины родители, мои «приемные» и мы с Димкой. Собрались, по совету тети Риты надели кепки: в Баку палило солнце. Я на всякий случай прихватила свою десятку. Заперли купе на ключ, выпрыгнули из прохлады вагона в бакинский зной и стали пробираться по раскаленным рельсам к перрону. Другие пассажиры спецвагонов тоже потихоньку вылезали наружу, но мы были первопроходцами.
– Мы как партизаны, – засмеялась моя «приемная родительница» тетя Марина. – Крадемся вдоль по шпалам неизвестно откуда и куда!
– Ага, и зачем тоже неизвестно! – поддержала ее тетя Рита.
Бакинский вокзал напоминал восточный базар: суета, крики, узлы, баулы и сидящие на них малые дети. Солнце палило нещадно. Стараясь не потерять друг друга, мы лавировали между носильщиками, пассажирами и их тюками и, наконец, кое-как протиснулись в душный вестибюль вокзала. К справочному окошечку, как змея, вилась потная очередь.
– Так мы тут все восемь часов простоим! – заявила Димкина мама. – Давайте искать начальника станции. А что делать, если точного времени отправления не знает даже наш проводник в погонах!
Это было сущей правдой: время отправления наших спецвагонов теперь зависело исключительно от намерений руководства ж/д узла «Баку-пассажирское».
Скоро стало понятно, что и начальника станции мы можем искать часов восемь. В одном месте нам говорили, что Ахмед Ахмедович отъехал и вот-вот вернется, в другом – что у него совещание и когда оно закончится, никто не знает. В итоге мы плюнули и вышли на привокзальную площадь. Отсюда хоть можно было рассмотреть здание вокзала, состоявшее из нового, современного, и старинного, в восточном стиле.
– Это старый Тифлисский вокзал, – сказал Димкин папа, который, как и мой, все всегда знал. – А новый возвели недавно, лет пять тому назад.
На площади народу было поменьше, но солнце, кажется, жарило еще сильнее. Казалось, что асфальт сейчас расплавится. В горячем воздухе пахло железной дорогой, шашлыками и пропыленной южной растительностью.
– А где тут Каспийское море? – спросила я, вспомнив про башню в Ичеришехере, откуда красавица бросилась прямо в волны Каспия, лишь бы не выходить замуж за нелюбимого.
– К морю надо ехать, – разочаровал меня дядя Витя. – Но ты его еще в окно насмотришься. Дальше мы по побережью до самой Махачкалы поедем.
С площади в разные стороны разбегались подземные переходы, указатели гласили, что рядом несколько входов на станцию метро со странным названием «28 апреля». Димкин папа пояснил, что это в честь того, что 28-го апреля 1920-го года в Азербайджане была установлена Советская власть (в 1992-м году эта станция бакинского метро переименована в «28 Мая» – в честь дня провозглашения независимости Азербайджанской Демократической Республики (АДР) 28-го мая 1918-го года).