Тегле
Шрифт:
— Юрий, скажи ему, чтобы прекратил. Я не могу на это глядеть, — пробурчал нигилист. Кондрахин попросил Остога больше рыбу не ловить, поясняя, что его друг не переносит зрелища гибели живых существ.
Остог повиновался, но лучше Ведмедю не стало, ибо теперь пойманную рыбу на его глазах принялись чистить и жарить.
— Если знаешь нужное заклинание, рыба со всего озера к твоему крючку соберется, только вытаскивай. — Остог безо всяких просьб рассказывал о жизни братства. — После того, как ты, брат Трихор, снова отбыл в Рим, гривас повелел всем удалиться с холма. Когда Олкона появится, сказал он, мы все
— Была здесь, общалась с Ведмедем, повелела ему обучать новых членов братства, — ровным голосом проговорил Юрий, — потом ушла в свой мир.
Остог на мгновение бросил кухонные дела:
— Ведмедь наш новый брат? — в его голосе сквозила и радость, и недоверие.
— Брат или нет, это вы сами решите. Может, старинных ритуалов да правил никто и не помнит толком. А вот то, что он теперь ваш учитель — это точно, — с некоторым злорадством произнес Юрий. Его занимала мысль: что же станет делать нигилист, если братство не признает его право на учение? Олкону вызовет?
Остог покачал головой:
— Учить может только член братства, а клятву вступления знают все наши.
Не дождавшись подхода остальных членов, они поужинали. От рыбы Ведмедь отказался, ограничился картошкой с луком да репой. А потом Остог встрепенулся, почувствовав приближение своих. Солнце уже спряталось за верхушки деревьев, в воздухе стоял комариный звон, а члены братства подходили один за другим. Видимо гривас, повелев очистить холм до появления Олконы или известия о гибели Джироло, разместил братьев в нескольких часах ходьбы от холма. Юрий знакомил нигилиста с теми, кого знал, и сам знакомился с теми братьями, что доселе проживали вдали от Священного холма.
— Сатарис. Здоров будь.
— Параска. Здоров будь.
— Мечислав. Здоров будь…
И так далее — всего у холма собралось около сорока человек, из которых больше трех десятков — ученики. На этот раз Кондрахина дела братства совсем не волновали. Он помог деньгами, уничтожил врага братства, привел им учителя. А думал он о том, как остановить крестовый поход, и становилось ясно, что в этом братство ему не поможет.
Собрались в зале Совета. Брат Трихор повторил свой рассказ о явлении Олконы, о Ведмеде, об исчезновении Джироло.
— Джироло жив, хоть и не в нашем мире. Он вернется, — подал голос Мечислав, пузатый вислоусый брат.
Ведмедь подтвердил:
— Жив, но источник его силы теперь находится на Разгоре. Без него он не рискнет вступить в борьбу с братством. К тому же он считает, что уничтожил всех.
Ярилка со слезами спросила:
— Так он вернется в наш мир?
И всеобщее хмурое молчание было ей ответом.
Совет постановил: дождаться появления Олконы и только тогда думать о приеме Ведмедя в члены братства. Кондрахин в обсуждении не участвовал.
Ночью он отправил свою бесплотную душу в дальнее путешествие. По землям сербов и болгар шли на восток вереницы людей. Ночевали под деревьями, где придется. В дома их не пускали, при малейшем столкновении местные жители брались за оружие. Много, очень много мертвых тел лежало сейчас без погребения между Римом и Константинополем. Юрий
В самом Константинополе католики ночевали на улицах. Но не только они. Прибывшие с севера православные уже не могли найти себе ночлега — ни в монастырях и церквях, ни в домах единоверцев. Слишком их было много. Всему этому людскому муравейнику не хватало пищи, воды, медицинской помощи. Каждое утро похоронные команды вывозили грузовиками подобранные мертвые тела, хороня их в огромных котлованах, которые засыпали бульдозерами.
Причину смерти никто и не пытался установить. Случались, конечно, смерти насильственные — те из жителей, что не очень-то верили в необходимость своего присутствия в городе Константина по воле Создателя, охотно обнажали оружие, пытаясь защитить мирных единоверцев. Но большая часть участников крестового похода, дойдя до цели, полностью теряла волю к жизни. Увидеть Константинополь, — а там можно и умереть. И они лежали и сидели в городской пыли, безучастные ко всему, ожидая неминуемой смерти от истощения.
Потерявшая многих солдат, упавшая духом французская армия не смогла удержать западный фронт. Немцы стремительно продвигались к Парижу, их солдат, протестантов, мысль о крестовом походе не затронула. Войска Речи Посполитой пока не позволяли немцам прорвать свою оборону, но и их ряды неостановимо редели. Бросая оружие, группами и поодиночке, солдаты отправлялись в свой крестовый поход, в Константинополь.
Утром Кондрахин попрощался с Ведмедем. Тот, по обыкновению пробурчал:
— Все еще веришь своим учителям? Ну-ну, я учу только тех, кто не глух.
Юрий вопросительно поглядел напарнику в глаза:
— Тебя не волнует судьба миллионов, что могут умереть в ближайшие дни, если я не остановлю это безумие?
Ведмедь спокойно выдержал его взгляд.
— То безумцы, верующие в ими же выдуманного Христа. Не мое дело — выручать безумцев, пусть этим их бог занимается.
До дороги Кондрахин добрался верхами, а там заставил водителя первой же машины отвезти его к аэродрому. Дальний бомбардировщик сбросил его над Константинополем. На опускающегося парашютиста никто не обратил внимания. Жители города, еще не охваченные всеобщим безумием, занимались лишь тем, что вывозили трупы. Частично их валили прямо в Босфор, не обращая внимания на протесты турок, внимательно наблюдающих за происходящим с противоположного берега.
Кондрахин мотался по городу, пытался на кого-то воздействовать, искал проявления астральной силы — и к вечеру, измотанный, опустил руки. Не стояло за происходящим ничьей злой воли, той воли, которую он смог бы обнаружить. Разум подсказывал — должна быть такая воля. Но способностей Юрия не хватало, чтобы ее обнаружить. Более того, все умельцы, владеющие астральными навыками, держались от Константинополя подальше.
Ночь Кондрахин провел на пустом теплоходе, стоящем в порту. Участники крестового похода корабельные палубы не жаловали. На многочисленных брошенных судах селились нигилисты, скрытые и открытые, селились евреи, мусульмане, огнепоклонники, индуисты. Послушав их разговоры, Юрий с ужасом убедился, что и те озабочены мыслями о своих религиозных походах: в Иерусалим, в Мекку, в неизвестные Кондрахину святые города Востока.