Тегле

Афанасьев Иван Борисович

Горько было выслушивать Кондрахину подобное признание, но, как ни крутись,

в словах Просветленного не было ничего лживого. Тегле раздвоился, не мог не раздвоиться. И виноват в этом только он, Кондрахин. Конечно, настоял на уничтожении картины Третьей печати Ведмедь, и именно он и сделал это. Но Ведмедь — не избранник, а лишь орудие в руках избранника.

— Как я могу исправить положение? — глухо

спросил Юрий.

— Уже никак, поздно. Жди здесь моего следующего появления, если у тебя нет собственных идей.

— Очень даже есть у меня идеи, — от волнения неловко заявил Юрий. — Уверен, что мои способности нуждаются в развитии.

Алишер с безразличием пожал плечами.

— Развивай.

И трава на том месте, где стоял Просвещенный, неспешно распрямилась.