Техасский рейнджер. Клан Аризоны

Грей Зейн

— Вот как? И что же он говорил? — с притворной тревогой в голосе спросил Дьюан.

— О, вы не должны думать, что Блэнд станет распространять о вас всякие сплетни! Он не такой человек. Он сказал: «Кэйт, в лагере появился молодой человек — приехал сюда искать убежища. Он не преступник, и он отказался вступить в мою банду. Хотелось бы, чтобы он передумал. Самая быстрая рука с револьвером, которую я видел за много дней! Интересно бы посмотреть, как он и Чесс встретились бы друг против друга на одной дорожке!» Потом Блэнд рассказал, как вы сцепились с Бузомером.

— А вы что сказали? — полюбопытствовал Дьюан, дождавшись, когда она умолкнет.

— Я? Я просто спросила, как вы

выглядите, — игриво ответила она.

— Ну, и?..

— Великолепный парень, — сказал Блэнд. — Повыше любого мужчины в долине. Просто большой, голубоглазый, загорелый мальчик!

— Хм-м!.. — кашлянул Дьюан. — Очень сожалею, что после столь лестной оценки вы и вправду ожидали увидеть нечто стоящее!

— Но я вовсе не разочарована, — лукаво возразила она. — Дьюан, вы долго собираетесь оставаться в лагере?

— Да, пока у меня не кончатся деньги, и я вынужден буду уехать. А что?

Лицо миссис Блэнд претерпело одно из своих своеобразных изменений. Улыбки, внезапный румянец смущения, случайные лукавые взгляды, все ее кокетство действительно придавали ей определенную привлекательность, почти молодость и красоту. Но при возникновении более глубоких чувств она менялась мгновенно и становилась неудовлетворенной женщиной, как представлял себе Дьюан, с сильной и страстной натурой.

— Я скажу тебе, Дьюан, — серьезно ответила она. — Я буду очень, очень рада, если ты станешь навещать меня время от времени. Я несчастная женщина, Дьюан. Я жена изгнанника, я ненавижу его и ту жизнь, которую мне приходится вести. Я происхожу из порядочной семьи в Браунсвилле. И долго после того, как Блэнд женился на мне, я не догадывалась, что он бандит. Время от времени он покидал меня, и я думала, что он уезжает по делам. Но правда вылилась наружу. Блэнд застрелил моего двоюродного брата за то, что тот все рассказал мне. Семья прокляла и изгнала меня, и мне пришлось бежать вместе с Блэндом. Тогда мне было всего восемнадцать. С тех пор я и живу здесь. Я ни разу не видела здесь порядочных мужчину или женщину. Я ничего не знаю о моем старом доме, о родных и друзьях. Я погребена здесь — погребена живьем вместе с бандой воров и убийц. Можешь ли ты после этого упрекнуть меня за то, что я рада видеть молодого парня — джентльмена, — похожего на тех юношей, с которыми я когда-то привыкла общаться? Уверяю тебя, это наполняет мое существо новым смыслом — мне хочется плакать! Мне до смерти хочется поговорить с кем-нибудь! Слава Богу, у меня нет детей. Если бы они у меня были, я бы ни за что не осталась здесь. Мне тошно в этой дыре! Я так одинока…

В ее искренности, казалось, не могло возникнуть никакого сомнения. Настоящие, подлинные, хотя и сдержанные чувства, прерывающийся, торопливый голос. В конце концов она не выдержала и зарыдала. Дьюану показалось странным, что жена предводителя банды преступников — женщина, равная во всем своему супругу, с характером, под стать дикой натуре их окружения, — вдруг проявляет столь непростительную слабость, разразившись слезами. Но Дьюан поверил и пожалел ее.

— Я вам сочувствую, — проговорил он.

— Нечего мне сочувствовать! — воскликнула она сквозь слезы. — Это только подчеркивает разницу… разницу между тобой и мной. И не смей обращать внимания на то, что эти бандиты болтают обо мне! Они глупы. Они не в состоянии понять меня. Тебе расскажут, будто Блэнд убил человека, который стал ухаживать за мной. Но это ложь! Блэнд, как и все негодяи здесь, на реке, только и смотрит, кого бы убить. Он клянется, что это не так, но я не верю ему. Он объясняет здешний обычай решать всякий спор револьверными выстрелами прерогативой настоящих мужчин в противовес разным хвастунам, тунеядцам и мошенникам.

Не знаю. Я знаю только, что здесь убивают кого-нибудь каждый Божий день. Он невзлюбил Спенса еще до того, как Спенс вообще увидел меня!

— А не будет ли Блэнд возражать против того, чтобы я изредка навещал вас?

— Нет, не будет! Ему нравится, когда у меня много друзей. Спроси у него сам, когда он вернется. Беда в том, что двое-трое из его ребят постоянно влюбляются в меня, и когда напьются, начинают выяснять отношения. Но ведь ты не собираешься вести себя так!

— Я не собираюсь напиваться, это уж точно, — ответил Дьюан.

Он был удивлен, заметив, как расширились ее глаза и наполнились странным огнем. Но прежде, чем она смогла ответить, вернулся Юкер, положив конец их беседе.

Дьюан намеревался оставить разговор на том, где он закончился, и больше не хотел ничего добавить. Юкер и миссис Блэнд весело болтали и шутили, а Дьюан слушал. Он пытался определить для себя ее характер. По всей видимости, она терпела обиду, если не что-нибудь похуже, от рук Блэнда. Она была едкой, болезненно возбудимой, чересчур впечатлительной. Если она лгала, — что казалось вполне вероятным, — то делала это искренне, так, что даже сама верила себе. Она не хитрила и не лукавила. Дьюана сильнее всего поразило в ней то, что она жаждала выглядеть уважаемой дамой. В этом, — более, чем в ее слабостях и самомнении, — он видел штришок, благодаря которому ему удастся в будущем управлять ею.

Один раз, перебирая в голове все волнующие его мысли, он бросил случайный взгляд на дом, и в глубокой тени за углом уловил бледное лицо Дженни с огромными, внимательными глазами, глядевшими на него. Она наблюдала за ним, прислушивалась к его словам. Он видел по выражению ее лица, что она понимала все, даже почти совсем не доступное ее пониманию. Улучив момент, он послал ей ободряющий взгляд и был поражен чудесной переменой в ее лице.

Позже, распрощавшись с миссис Блэнд принятым здесь выражением: «Adios-manana», и шагая рядом со старым изгнанником и правонарушителем, он ловил себя на мысли о том, что думает не о женщине, а о девушке, и о том, как ее лицо засияло надеждой и благодарностью.

Глава 7

В ту ночь Дьюана не беспокоили призраки, преследовавшие его во сне и наяву. Он проснулся, чувствуя себя свежим и бодрым, полным признательности Юкеру за то, что тот отвлек его от пустых мыслей и заставил задуматься о проблемах, стоящих внимания. За завтраком, однако, он был необычно молчалив, размышляя над тем, до каких пределов можно доверять Юкеру. Ему была известна осторожность старого изгнанника.

— Итак, — начал наконец старик, — как вы поладили с ребенком?

— С ребенком? — притворяясь непонимающим, переспросил Дьюан.

— С Дженни, я имею в виду. О чем вы с ней беседовали?

— Поболтали немного о том, о сем. Ты же сам хотел, чтобы я развеселил ее!

Юкер сидел, держа навесу кружку с кофе и изучая Дьюана узкими щелочками глаз.

— Похоже, ты ее порядком развеселил, верно! Боюсь только, не слишком ли ты хорошо выполнил свою задачу!

— Как так?

— А так: когда я вчера вошел к Джен, мне показалось, будто она не в своем уме. Ее словно разрывало изнутри от возбуждения, а выражение ее глаз причинило мне боль. Она не вымолвила ни словечка о том, что ты ей наговорил. Но она повисла у меня на шее и без слов, по всякому, старалась показать, как она благодарна мне за то, что я привел к ней тебя. Бак, мне стало ясно одно: либо ты перегнул палку, либо наболтал ей с три короба такого, от чего она на седьмом небе от счастья. Мне бы не хотелось думать, что ты внушил ей несбыточные надежды, Бак.