Технофобия
Шрифт:
— Ловко придумано, — сквозь туман различил я насмешливый голос Роберта, — так ведь и мы не дураки…
Часть третья
Вне игры
Глава первая
Неспешно постукивая копытами по неоднократно хоженой тропе, пересекавшей сочно-зеленый луг, серая, с рыжими пятнами, лошадь привычно тянула за собой доверху груженую телегу со мной в придачу. Эта старая опытная кобыла двигалась как по заданной траектории, не особо нуждаясь в кнуте и других корректировках с моей стороны. За почти двухчасовую дорогу прибегать к ним пришлось пару раз от силы.
Тропа, какой бы широкой она ни была, на шоссе все равно не тянула, по части гладкости — тем более. Чуть ли не каждый, сделанный лошадью, шаг сопровождался
Любоваться и впрямь было чем. Во-первых травой вышеназванного луга, через который пролегал мой путь. То была не крошечная, длиной в палец, выстроенная по стойке «смирно», травка городских газонов, этаких островков в бетонном океане. И не пожухшая от опасной близости к трассе и выхлопным газам растительность «за чертой города»; и даже не зелень лесных полянок и опушек, что после визита очередной ватаги «отдыхающих» становится похожей на шпинат. Здешняя трава стояла гордо, чуть ли не на метр, возвышаясь над землей, и цветом своим — ярким, насыщенным, буквально излучающим здоровье и силу, словно подчеркивала свою несгибаемость и господствующее положение, по крайней мере, на данном конкретном лугу. При этом, что удивительно, не была эта трава ни жесткой, ни ощетинившейся на весь остальной мир шипами и колючками. Напротив, на ощупь зелень оказалась мягкой, а венчавшие ее цветы — нежными, яркими, красочными и ароматными. Во время остановки я еле удержался от того, чтобы упасть в эту траву и уснуть как на мягкой перине. Остановила меня та нужда, по которой, я кстати и сделал остановку, а также гаденькая мысль насчет использования этого луга для аналогичных целей множеством других людей. Возвращаясь к телеге, я поймал на себе взгляд лошади — сочувствующий и насмешливый одновременно. Серая с рыжими пятнами кобыла, не особо заморачиваясь, срывала по пути зубами то цветок, то травинку и на отсутствие аппетита отнюдь не жаловалась.
Но окружающий меня пейзаж не ограничивался одной лишь травой, как бы она меня ни впечатляла. Были еще могучие деревья с развесистыми кронами, то тут, то там возвышающиеся над лугом; темнеющий на горизонте лес, а также ясное, ярко-синее небо. А ведь в мое время подобных картинок нельзя было увидеть даже в учебнике природоведения! Не говоря уж о том, что любоваться на них было некогда. Вперед, быстрее, командовал беззвучный, но неумолимый голос в голове каждого из моих современников. Какие пейзажи, какая травка, деревья и небо? Кому это нужно? Это же все в карман не положишь! Так что не зевай, встряхнись и быстрее беги. Куда? А куда надо. Зачем? За куском. За куском пожирнее, который, если промедлишь хоть на полсекунды, достанется кому-то другому. Догнал? Схватил? Суй быстрее в рот, да глотай, а не то ближний твой выхватит — из рук или изо рта, не важно. Проглотил? Ну, вперед, по новой.
Так может мне, жителю мегаполиса, «дитю асфальта», измученному такой вот извечной суетой и гонкой за кусками, не хватало в моем веке именно этого? Тихой, размеренной, спокойной жизни посреди первозданной природы. Без пробок, смога, уродливых высоток и стресса каждый день.
Свое изгнание из автоматизированного Эдема я вспоминаю с неохотой. Нет, нравы у людей четвертого тысячелетия, как оказалось, очень даже мягкие; обошлось без публичной порки, без прохода через строй, без длительного, тяжелого разбора «личного дела» и часовых обвинительных речей. Даже без выбрасывания меня наружу в том состоянии, в котором я оказался после попытки взлома управляющих устройств Пантеонов — обошлось. Напротив, меня подлечили, даже покормили напоследок, однако обольщаться не стоило. Уже на следующее утро, когда я худо-бедно пришел в себя, мастер Роберт, спокойно и предельно сухо зачитал мне приказ командора. Клан Черного Дракона более не нуждался во мне ни в качестве бойца, ни в качестве мастера. Отныне я лишался права на питание, проживание и медицинскую помощь на базе и, соответственно, должен был ее покинуть — в том, что на мне одето. Что ж, и на том спасибо, что казенную одежду оставили.
Двери базы закрылись за моей спиной. По другую их сторону остались те бедняги, что думают, будто наказали меня сурово и беспощадно. Да,
Ну, нет бессмертия, да и фиг с ним. Все равно я не успел к нему привыкнуть. Без халявной еды и комфорта базы, мне, конечно будет труднее, но… Как ни крути, я уже не был бараном, до глубины души пораженным воротами, что неоднократно обновлялись за тысячу лет. В отличие от своего первого дня после разморозки, я… не то чтобы знал, что нужно делать, но, по крайней мере, понимал, что делать не нужно.
Не нужно блуждать по бетонным джунглям, крича «ау» и рискуя нарваться на какого-нибудь опасного хищника. Не нужно пытаться примкнуть к другому клану — наверняка своим «подвигом» заслужил я «черную метку» или «волчий билет», не знаю, как правильнее. Если кланы и модули — часть единой системы, некогда именуемой «Фростмэн», то сведения обо мне, как о «враге номер один» уже разошлись по всему миру. Меня, наверное, теперь и на выстрел не подпустят к какой-либо технике. А еще мне совершенно не нужно: лезть в «свой» Пантеон, пытаясь взломать его вручную, выбирать более-менее хорошо сохранившиеся здание, чтобы обустроить его под жилище, искать единомышленников среди кланов или мутантов. Вообще, в том, что когда-то было городом, делать мне, по большому счету, нечего. И из этого напрашивался первый, относительно позитивный вывод.
Нужно было покидать город — чем раньше, тем лучше. Ничего хорошего меня здесь, в этом надгробном памятнике цивилизации не ждало. Остальное, включая планы на дальнейшую жизнь — потом, когда (и если) удастся выбраться из города.
И я отправился в путь — через улицы с остатками асфальта, переулки, частично заваленные кусками бетона от наименее стойких зданий, поваленные фонарные столбы, ощетинившиеся арматурой обломки стен. Я держал в голове карту города, старался держаться подконтрольных Черным Драконам секторов, справедливо полагая, что встретиться со вчерашними боевыми товарищами несоизмеримо безопаснее, чем с мутантами-людоедами. Об установленных в человеческих секторах лазерных турелях, действовавших автоматически и по принципу «свой-чужой» я почему-то не подумал. И, слава Богу, не нарвался на них.
А за пределами города… нет, не так. Все по порядку. По мере моего приближения к границе карты, развалины и остовы городских построек становились все ниже и встречались все реже. Их уже нельзя было назвать руинами — скорее, остатками, ошметками и обломками. Крупные булыжники среди природного ландшафта, что только подчеркивали его красоту. Я уже говорил о том, насколько убого выглядела растительность посреди города, пусть даже мертвого. Словно цивилизация, свыше тысячи лет назад объявив это место своим, проделало в нем тяжелую, так и не зажившую рану. Но мир! Мир ведь не ограничен «чертой города»!
Выбравшись за эту самую черту, я словно попал на другую планету — или в другое время. Только среди городских руин могли прийти мне дурацкие мысли — о Конце Света и последнем, оставшемся в живых человеке. Теперь же, с каждым новым шагом эти руины становились все более абстрактными — так, куча камней, зловещие мертвые скалы, нехорошее место, годное, чтобы пугать им непослушных детей. В крайнем случае — чужеродное тело. Фурункул.
Реальностью был окружавший меня пейзаж — зеленый, цветущий, свежий, даже какой-то веселый. Живой, одним словом. И, главное — не вызывающий апокалипсических мыслей. Какой Конец Света, какая обреченность? Напротив, при виде такой картины хотелось жить и радоваться.
Еще больше поднялось мое настроение, когда я, блуждая среди дикой природы, набрел на тропу. Есть тропа — значит есть какой-то постоянный маршрут, а это, знаете ли, уже признак разумной деятельности. Протоптать дорожку, двигаясь по одной и той же траектории, могли люди… или прирученные и гонимые людьми животные. И, конечно же, тропа должна была куда-то привести. Куда-то, где я встречу людей, ее протоптавших.
Предчувствие не обмануло меня. К вечеру я вышел к деревне, или, как это правильно называть, городищу. Выстроенному кругом частоколу, за которым виднелся дым печных труб и крыши домов. Тропа упиралась в широкие дощатые ворота, последние ее метры также были вымощены досками — для удобства.