Текучая Вода
Шрифт:
Обе женщины печально сидели у замирающего огня, с опущенными на грудь головами, задумчивые и молчаливые.
При шумном появлении вождя они быстро подняли головы, заглушая крик удивления и ужаса.
Индеец минуту смотрел на них с неопределенным выражением.
— Я вас испугал? — сказал он глухо, стараясь улыбнуться.
— Нет, — отвечала донна Эмилия, — ваше присутствие не пугает нас, оно возбуждает отвращение!
Вождь гневно сдвинул брови, но сдержался.
— Зачем, — отвечал он, — дразнить льва, когда находишься в его власти?
— Льва? — спросила она презрительно. — Койота, хотел ты сказать: лев храбр,
— Хорошо, я — койот, — согласился он невозмутимо. — Оскорбление можно позволить тем, кто скоро умрет!
— Умереть! — закричала донна Диана с радостным движением, смутившим индейца. — О, благодарю, сеньор. Первый раз вы сообщаете хорошую новость. Когда должны мы умереть?
— Завтра! — отвечал он глухим голосом.
Несколько секунд длилось могильное молчание.
Мажордом продолжал.
— Вам очень надоела жизнь?
— Такая жизнь — да. Я предпочитаю умереть, чем быть пленницей и переносить всевозможные унижения!
— Вы можете обе жить, если захотите! — сказал он значительно.
Она сначала отрицательно покачала головой.
— На свободе! — прибавил он.
— На свободе? — вскричала молодая девушка, глаза которой заблестели надеждой.
Донна Эмилия положила ей руку на плечо, тихо улыбаясь, и обратилась к вождю.
— Объяснись откровенно, — сказала она. — За этими словами должна скрываться какая-нибудь страшная западня. На каком условии получим мы свободу? Нам нужно знать это условие, чтобы решить, можно ли принять его.
— Разве можно торговаться о жизни?
— Да, когда ее предлагают купить ценой бесчестия!
— Завтра вас привяжут к столбу и будут мучить в течение четырех часов безостановочно.
— Далее! — гордо сказала донна Эмилия.
Молодая девушка слушала, испуганная и трепещущая.
— Далее, — произнес он с мрачной улыбкой, — вы будете ободраны живьем и сожжены.
Произнеся эти слова, вождь устремил проницательный взгляд на пленниц.
Донна Эмилия презрительно пожала плечами.
— Я жду, чтобы ты сказал, на каких условиях согласен оставить нам жизнь, — отвечала она с горькой улыбкой. — Это условие, должно быть, ужасное, если ты не решаешься объявить его нам.
— Это условие, — медленно сказал он, — вы уже знаете!
Донна Эмилия передернула плечами.
— Повтори, я забыла его.
Вождь сделал над собою усилие.
— Пусть ваша дочь согласится быть моей женой! — сказал он сдавленным голосом.
Донна Эмилия разразилась нервным смехом и взглянула на дочь. Та гордо выпрямилась, подошла к вождю, спокойная с виду, хотя внутри ее клокотала целая буря, и, окинув его в высшей степени презрительным взглядом, сказала:
— Придумывайте самые жестокие мучения! Я предпочитаю смерть такому ужасному позору!
— Хорошо, дочь моя! — вскричала донна Эмилия, страстно прижимая ее к груди.
Вождь яростно топнул ногой, кинул на обоих женщин взгляд неумолимой ненависти и, сказав страшным голосом только одно слово” до завтра!“, стремительно вышел.
Оставшись одни, женщины взялись за руки, встали на колени и усердно стали молиться тому, кто один мог спасти их.
Глава XXXIX. В открытом поле
Дело, порученное Лунному Свету генералом Карденасом, не трудно было исполнить: следы мексиканцев
День был великолепный. Небо синее, солнце ослепительное. Листья деревьев, омытые дождем, блистали зеленью и росой. Ночная гроза освежила воздух, и горячие лучи солнца, осушая влагу, заставляли землю дымиться подобно жерлу кратера. Птицы щебетали в листве, белки прыгали с ветки на ветку, а иногда олени и антилопы, спугнутые лошадьми, появлялись в высокой траве, взглядывали испуганными глазами на путешественников и разбегались по всем направлениям.
Невольно и люди, и животные поддавались влиянию этой роскошной природы. Они вдыхали полной грудью воздух, насыщенный сладким запахом цветов и деревьев, и чувствовали себя счастливыми.
— Да здравствует деревня! — сказал генерал. — Хорошо дышать чистым воздухом после того, как в течение нескольких дней принужден был оставаться между каменными стеками!
— Да, вы правы, генерал, — отвечал радостно канадец,. — Жизнь в пустыне прекрасна, а в городах она немыслима. Люди глупо сделали, настроив их и загромоздив горизонт, когда перед ними открывались простор и свобода! К черту города! Самый прекрасный дом не сравнится с кучей травы, в которой радостно поют стрекозы!
— Вы любите пустыню, сеньор Лунный Свет?
— Я, генерал? Я родился в ней. Мой отец состоял на службе у компании Гудзона в качестве траппера. Мать произвела меня на свет на берегах одного из наших великолепных канадских озер. Мои глаза открылись под величественными зелеными сводами девственного леса. Первый горизонт, увиденный мной, был изрезан цепями гор, горделивых гребней которых никогда не попирала нога человека. О, генерал! Жить в пустыне без всяких стеснений, чувствовать свободное биение сердца в груди, вдыхая всеми порами благоухание трав, не сожалея о прошлом, не заботясь о будущем. Замечать, что живешь и невольно становиться лучше, так как находишься ближе к богу, великая книга которого всегда раскрыта пред тобой — вот единственно возможное существование для человека с неиспорченной душой. Другое — постоянное рабство, постоянное принуждение, атрофирующее мысли, уничтожающее разум и превращающее человека в худо собранную машину, в сварливую и злую тварь, которая до могилы тащится бледная, болезненная и разочарованная.
— Черт возьми! Вот это я называю энтузиазмом! — сказал, смеясь, генерал. — К несчастью, все хорошо только в теории. Что сталось бы с цивилизацией, если бы каждый последовал вашему примеру?
— Ах, да! — вскричал охотник с презрительной улыбкой. — Вот великое слово — цивилизация! Попросту говоря, это рабство, огрубление масс в пользу честолюбивого и ненасытного меньшинства, общество бандитов, украшенных пышными титулами и громкими именами, где сила — единственный закон, где на доказательства отвечают тюрьмами и ружейными выстрелами, где все оплачивается: рождение, смерть, даже испорченный воздух, которым дышат на грязных, узких улицах, в слишком низких и тесных домах. К черту цивилизацию мошенников, изобретших ее для своей выгоды! Цивилизация — это чума и все болезни, сокрушающие человечество! Я не хочу ее знать!