Текучая Вода
Шрифт:
Главный выход гасиенды был открыт, а так как юноша считался гостем графа, то никто не мог мешать его намерениям.
Молодой человек медленно спускался с горы. В ту минуту, когда он выехал на равнину, шум быстрой скачки заставил его повернуть голову.
Диего Лопес во весь опор мчался к нему.
Дон Мельхиор остановил свою лошадь и ждал.
— Vive dios! — вскричал тот, — куда вы едете, сеньор дон Мельхиор?
Молодой человек свысока взглянул на него.
— Разве я пленник вашего господина? — сухо спросил он.
— Нисколько, сеньор! — отвечал пеон
— Тогда, по какому праву обращаетесь вы ко мне с таким вопросом? Разве я не свободен делать, что хочу?
— Я не возражаю против этого.
— Если так, то чего хотите вы от меня?
— Кабальеро, не обращайте, пожалуйста, в дурную сторону того, что я позволю себе вам сказать. Сеньор граф принимает в вас живое участие. Перед отъездом из гасиенды он приказал мне внимательно наблюдать за вами.
— Я вижу это!
— Видя, что вы сели на лошадь в такой ранний час дня, взяв с собой съестные припасы, я предположил, что вы намерены оставить гасиенду.
— Ваше предположение справедливо. Я действительно покидаю гасиенду. Далее?
— Очень хорошо. Вы свободны это сделать. Я не имею никакого права контролировать ваши поступки. Только будьте так добры сказать, куда вы отправляетесь, чтобы я мог известить об этом своего господина.
— Зачем?
— Я повинуюсь полученным приказаниям, сеньор. Я только слуга, да и для вас, — прибавил он значительно, — может быть, будет лучше, чтобы мой господин знал, куда вы уехали.
Молодой человек с минуту думал.
— Действительно, — отвечал он, наконец, — простите, Диего Лопес, за немного грубый тон, какой я принял с вами. Я виноват, у вас храброе сердце. Скажите своему господину, что я решил сделать попытку спасти донну Эмилию с дочерью, и вот почему покинул его гостеприимный кров.
Пеон печально опустил голову.
— Один? — спросил он, — берегитесь, сеньор!
— Бог поможет мне, мой друг!
— Я не имею права мешать вам, но, если бы можно было мне сделать вам одно замечание…
— Говорите, мой друг.
— Я сказал бы, что этот план безрассуден, что вы предпринимаете экспедицию, в которой погибнете, даже не увидев, может быть, тех, для которых вы пренебрегаете собой!
— Да, это правда, — отвечал задумчиво молодой человек, — то, что вы мне говорите, я сам себе говорил, но моя жизнь не важна, мне надо отомстить, свое безумное решение я доведу до конца!
— Я не имею ни силы, ни мужества осуждать вас, сеньор, могу только сожалеть о вас. Отправляйтесь с богом! Я же вернусь к своему господину, чтобы сообщить ему ваше решение. Если нам не удастся спасти вас, то, по крайней мере, мы сумеем отомстить за вас!
— Поезжайте, мой друг, поезжайте! Скажите своему господину, что я глубоко благодарен ему за все сделанное, но что судьба меня влечет и что для меня легче умереть, чем жить в таком горе. Я хочу узнать судьбу двух несчастных пленниц, и, что бы ни случилось, я узнаю ее!
— Да сохранит вас бог, сеньор! Вы знаете привычки краснокожих. Может быть, действуя осторожно, вы обманете их бдительность, хотя это почти невозможно. Но, — прибавил он пророческим тоном, — для чего спорить
Молодой человек покраснел и пришпорил лошадь. Животное поскакало галопом.
Пеон с минуту печально следил за всадником, качая головой.
— Прощайте, дон Мельхиор, — сказал он, — повторяю, да хранит вас бог, так как он один может вас спасти.
Молодой человек едва слышал его. Голос пеона долетел до его слуха, но смысла слов он не понимал. Он сделал ему последний знак рукой и скрылся среди высоких трав, покрывавших берега реки.
Диего Лопес оставался с минуту неподвижен.
— Бедное дитя! — произнес он. — благородное сердце, преданная душа, но что делать? Он погиб. Смерть уже близка, она простерла над ним свою руку. Надо предупредить сеньора графа! — прибавил он, подавляя вздох сочувствия.
И он галопом поехал в гасиенду дель Барио.
Дон Мельхиор, благодаря частым поездкам, вызванным манией донны Эмилии, хорошо знал местность на тридцать, даже сорок миль кругом. Несколько раз в своих многочисленных экскурсиях он случайно попадал близко к Теокали, где в настоящее время находились пленницы. Он хорошо знал точное положение этого странного памятника, единственного свидетеля древней цивилизации индейцев.
Глубоко уверенный в сумасбродности своей попытки спасти пленниц, он составил свой план с величайшей осторожностью, соглашаясь пожертвовать своей жизнью, но невольно сохраняя в глубине сердца последний луч надежды: эта божественная искра никогда совершенно не угасает в человеческом сердце и поддерживает в самых отчаянных попытках надежду на успех.
Расставшись с Диего Лопесом, дон Мельхиор умерил шаг своего коня, чтобы достичь брода Рио-Гранде-дель-Норте только на закате солнца: ему нужно было путешествовать ночью. В темноте краснокожие обыкновенно не нападают. Молодой человек мог не опасаться встречи с ними и рисковал только встречей с дикими зверями — маловажная опасность для опытного охотника.
Впрочем, дон Мельхиор знал, что Теокали находится в семи или восьми милях от другого берега реки. Отправившись прямым путем и летя, как птица, он мог достигнуть его приблизительно через два с половиной часа пути по хорошо знакомой ему дороге.
Уже несколько раз приводилось нам говорить, что в жарких странах сумерек не существует, и что сейчас же после захода солнца там наступает ночь. Молодой человек так хорошо рассчитал свой путь, что очутился на расстоянии ружейного выстрела от брода как раз в тот момент, когда солнце исчезло за горизонтом в пурпурных и золотых волнах.
Несмотря на отсутствие сумерек, в американских вечерах есть прелестный момент: это когда ночь внезапно наступает и пробуждаются обитатели сумерек, когда ночной ветерок волнует величавые вершины деревьев, а дикие животные, выйдя из неведомых убежищ, испускают свои гортанные звуки, повторяемые на все лады угрюмым эхом. Человек, невольно охваченный неопределенным волнением перед этой картиной, углубляется в себя и становится слабым и боязливым.