Телец для Венеры
Шрифт:
Однако уговорить Летти будет нелегко. Запирая за собой дверь и бережливо кладя в карман огарок свечи, Хамфри думал о том, сколько времени может занять ремонт и понравится ли дом Летти так же, как ему. Восприимчивость Хамфри к женскому полу, которую отмечал и порицал доктор Коппард, способствовала наблюдательности, и одно наблюдение занимало сейчас его мысли. Хамфри внушил себе, будто собственный дом для женщины – самое важное и драгоценное. Поэтому казалось разумным предположить, что Летти, разделяя пристрастия других женщин, обрадуется новому жилищу, и Хамфри, возвращаясь в центр города, намеревался отправиться прямиком в кафе и сообщить девушке новости. При этой мысли его сердце забилось быстрее, и некоторое время он ощущал только торжество и радостное возбуждение. Но по мере приближения к дому миссис Роуэн его начали
Вспомнив о состоянии дома, Хамфри испытал облегчение, так как это избавляло от необходимости немедленно принимать решение. Если Летти сразу посмотрела бы дом, он, скорее всего, вызвал бы у нее отвращение, решил он. Поэтому лучше сначала отремонтировать и меблировать будущее жилище, насколько позволяют средства, а уж потом отвести туда девушку. А коль скоро и тогда она начнет возражать против того, чтобы покинуть свою добрую тетушку, он расскажет ей все – расскажет в ее, в их собственном доме.
Поэтому Хамфри провел вечер в кафе, лелея свой секрет, и рано лег спать, так как бессонные ночи все еще давали о себе знать.
Следующим утром Хамфри был слишком занят, чтобы заниматься приведением дома в порядок, а к полудню порадовался, что сразу не бросился нанимать штукатура и каменщика, осознав, что в таком маленьком городке человек, достаточно хорошо известный, едва ли сможет не вызвать к своим действиям нежелательный интерес. Даже аренда дома была несколько опрометчивым поступком, хотя Хамфри дал понять мистеру Стаббсу, что делает это не для себя, а для своего знакомого, лишенного свободного времени, чтобы оплатить аренду и подписать договор. Однако впредь необходимо соблюдать максимальную осторожность. С неохотой, так как ему хотелось лично контролировать ход ремонта, Хамфри решил попросить Планта помочь ему в качестве посредника, а самому посещать дом только под покровом темноты.
Просьба Хамфри развеселила и несколько озадачила Планта, однако он согласился при условии, что также будет скрывать свои действия.
– Если план осуществится и вам удастся забрать девчонку, миссис Роуэн будет жаждать вашей крови. Это ваше дело, но признаюсь, мне не хочется, чтобы она жаждала и моей. Поэтому, если мы с вами встретимся в кафе, не кидайтесь ко мне с вопросами и инструкциями. Вообще, чем меньше мы с вами станем появляться вместе на людях, тем лучше.
– А чем она может вам повредить? – поинтересовался Хамфри, вспомнив жалобу миссис Роуэн, что Плант никогда ей ничего не рассказывает.
– Она может запереть дверь в комнате Кэти. Конечно, Кэти привязана ко мне, но это не идет ни в какое сравнение с любовью к ее сынишке.
– Понятно. Я буду крайне осторожен.
– Вот и отлично. По-моему, основное правило безопасности – не позволять правой руке знать, что делает левая. Я выполню вашу просьбу и дам вам знать, когда все будет сделано.
Предоставить ремонт и окраску дома посредникам и рабочим было еще терпимо, но меблировка – другое дело. В этом вопросе нельзя было полагаться на чужой вкус и суждения. Но Хамфри соблюдал осторожность, покупая одновременно только одну вещь и по возможности посещая магазины и мастерские в деревнях, где бывал по профессиональным делам. Приобретая что-либо в городе, Хамфри пускался в правдоподобные объяснения. Хейгар Шедболт поразилась бы, узнав, сколько раз она праздновала день рождения в конце января и начале февраля и сколько денег ее сын тратил на подарки для нее. Расходы ужасали и самого Хамфри, который до сих пор рассчитывался только шиллингами и пенсами и которому двадцать фунтов казались огромным состоянием. Но Плант всегда проявлял сочувствие и без разговоров выплачивал авансом нужную пару фунтов.
Наконец, рабочие закончили ремонт, а фургон, заказанный Плантом, доставил мебель с различных складов. В один из февральских вечеров, уже напоенных весенним ароматом, Хамфри смог отправиться в домик, чтобы все приготовить к визиту Летти.
Радуясь своим достижениям, Хамфри забыл – или предпочитал не вспоминать? – о том, что он еще не изложил Летти свой план. И если раньше он избегал решающего разговора вследствие плачевного состояния дома, то теперь лишился этого предлога. Его ум, устав от
Хамфри с удовлетворением вспоминал последние три месяца, не догадываясь, что они состарили и изменили его. Старый доктор Коппард подмечал признаки переутомления у своего помощника и, приписывая их плохой погоде и тяжелой работе в период зимней вспышки заболеваний, готовил снадобье из гуммиарабика, кассии и огуречника, которое считал панацеей от всех бед и которое Хамфри послушно глотал, так как тоже в него верил и надеялся, что оно поможет ему работать три дня в неделю по девятнадцать часов. Очевидно, подобная вера была оправдана.
Морщины разглаживались на лице Хамфри, когда он бродил по своим владениям, переставляя мебель и носовым платком стирая пыль или следы жирных пальцев. Изменения в доме казались неправдоподобными, и, хотя меблировка отличалась предельной стилистической пестротой, он взирал на нее с неизменным одобрением. Покупая мебель, Хамфри руководствовался двумя противоречивыми мотивами: бережливостью, впитавшейся в его кровь благодаря воспитанию и многолетней привычке, и романтической щедростью, пробуждаемой мыслями, что Летти предстоит жить среди этих вещей. Вследствие приступа расточительности в спальне Летти появились кровать с шелковым пологом на четырех столбиках, стоящая на потертом ковре, и дорожный театральный туалетный столик с приспособлениями для безопасной перевозки всевозможной косметики, который какая-то, актриса, испытывая временные финансовые затруднения, продала старьевщику, но осторожность взяла верх, и рядом занял место простой деревянный табурет. В гостиной стояли диван с поблекшей, но нарядной гобеленовой обивкой и сосновый стол, чьи крашеные ножки нелепо торчали из-под складок индийской шали, приспособленной Хамфри в качестве скатерти. Картины и декоративные безделушки отсутствовали, так как он решил, что Летти может пожелать сама подобрать их, но кладовая была наполнена дровами и углем, а кухонный шкаф – бакалеей и свечами. Хамфри казалось, что он подумал обо всем. Он даже попросил Планта распорядиться, чтобы рабочие почистили колодец и снабдили его новыми ведром и веревкой, и, закончив дела внутри дома, вышел взглянуть на колодец.
Сад выглядел пустым и заброшенным, но оставленные предыдущими жильцами кучи мусора успели вынести, и весной можно будет заново посадить цветы и фруктовые деревья. Колодец оказался в удовлетворительном состоянии, да и вообще работа, при почти полном отсутствии контроля, была проделана вполне сносно. Глядя на дом при лунном свете, Хамфри ощутил признательность к Планту и тем, кого тот нанял. Увидев возле стены под окном гостиной белую полосу, он решил, что это кусок бумаги или тряпки, не замеченный при уборке, и подошел, чтобы подобрать его, но, наклонившись, коснулся холодных поникших подснежников.
Цветы напомнили ему, что в понедельник он снова должен ехать в Кембридж, – вдоль дорожки в доме, где обычно останавливался Хамфри, тоже росли подснежники, и хозяйка, провожая его серым ноябрьским утром, весело заметила, что они расцветут, когда она увидит его снова. Глядя на белую полосу, Хамфри размышлял. Сегодня четверг. Завтра он должен отвозить груз для Планта, а в субботу – переселить Летти в дом. Нужно, чтобы она оказалась в безопасности до его отъезда.
Ехидный голосок, в последнее время частенько не дающий ему покоя, осведомился, почему, коль скоро он так или иначе планировал вырвать Летти из когтей миссис Роуэн, а дом полностью готов к заселению, вид цветов и осознание необходимости действовать в течение сорока восьми часов вызвали такое потрясение. Хамфри понимал, что страшится момента полной откровенности, который должен повлечь за собой рассказ о его проекте. Он хотел забрать Летти из кафе, но не желал говорить о причинах, побуждающих его к этому; хотел подобрать ее как куклу, на которую могут наступить, и спрятать в безопасном месте.