«Телефон доверия» и другие рассказы
Шрифт:
– Ну да, как же – нобелевский лауреат, миротворец!
– Вот я и увидел его на нашем приходском собрании, – продолжил я. – Сидит на галерке, улыбается. А мне неудобно: такой человек в кои-то веки к нам заглянул, и никто на него не обращает внимания. Думаю: предложу-ка ему войти в нашу ревизионную комиссию. Но он отказался, сославшись на занятость: «Простите, парни, я и так к вам еле вырвался, а в комиссии работать надо». Но видно было, что предложение ему понравилось.
Проснувшись, я тогда еще подумал: что если он наш, православный, только тайный?
– Ерничаем мы с тобой сейчас над американцами,
– Володя, ты жил в Москве, – отвечаю. – В столицах жить проще. С периферии многие побежали, особенно с тех мест, где началась стрельба. Здесь, в центре, их тоже никто не ждал, а эмиграция давала шанс начать все сначала.
У нас с матушкой есть одна общая знакомая. По национальности казашка из Алма-Аты. Муж ее – русский, всю жизнь занимается наукой. Айша, кстати, прямой потомок Чингисхана. У нее даже документ имеется с печатью, подтверждающий этот факт. Правда, родство со столь выдающимся предком ее совсем не трогает, документ ей принесли домой и просто вручили.
В детстве ее часто возили к бабушке в деревню. И всякий раз она задавалась вопросом: почему у бабушки во дворе асфальт белого цвета? Во всех дворах асфальт черный, а у них белый. У бабушки всегда было много скота. Даже в советские годы на нее работали наемные работники. Став старше, девочка узнала, что бабушка – ханская дочка, а дедушка из простецов. Потому и к миру у них отношение было совершенно противоположное.
Бабушка не любила людей. Она помнила свое происхождение и как могла по-своему мстила тем, кого она привыкла называть «дети краснопузых». Никогда никому ничем не помогала, и даже в самые голодные годы вместо того, чтобы подать просящим милостыню, выливала оставшееся молоко во двор. Потому и был он у них странного белого цвета.
Дедушка, наоборот, не пропускал ни одного нищего из тех, что брели по дороге мимо их дома. Деревенские его так между собой и звали – Милостивый. Ты Милостивого попроси, он поможет.
Мужа Айши, ученого-биолога, пригласили работать в один из штатовских университетов. Сперва он поехал один, а вскоре прислал приглашение жене и дочке. Айша рассказывала, как ездила оформлять документы в американское посольство в Москве.
Ей и всем, кто с ней намеревался получать визы, сотрудники посольства выдали анкеты и велели их заполнить. Почему-то в тот день среди посетителей было много нерусских. К Айше то и дело кто-нибудь из них подходил и просил совета.
– Помню, – вспоминает Айша, – подошел ко мне один армянин. Он плохо говорил по-русски и мало что в этой анкете понимал.
– Сэстра, – в очередной раз пристает, – а что такое «раса»?
– Не «раса», а раса.
– Что это, сэстра?
– Это значит, какого ты цвета кожи, – объясняю. – Белый, черный или желтый.
– Значит, я черный?
– Нет, ты белый.
– Я белый?! – удивился армянин. – Зачем белый? Я черный.
– Я тебе говорю, – злится Айша, – пиши
И все-таки армянин решил, что он прав, и написал в графе «раса» – «черный». Потом я видела, как этот человек радовался, лез ко всем и, показывая исправленную запись в анкете, все повторял: «Видите? Я белый! Хочу в Америку, там я белый!»
Еще Айша рассказала об одной семье своих соплеменников. Эту казахскую семью она знала, живя в СССР, а потом их пути пересеклись и в Соединенных Штатах. Газиза, сверстница Айши, еще в детстве мечтала уехать жить за границу. Но время шло, а мечта никак не реализовывалась. Она успела выйти замуж, родить детей и даже развестись. И только когда великий и могучий Советский Союз развалился, появилась наконец возможность уехать.
Газиза бросилась искать мужа где-нибудь в Америке или в Европе. Наконец долгожданный «принц» откликнулся, и девушка умчалась к нему, перелетев через Атлантику.
Дети какое-то время оставались с бабушкой, а потом и они стали американцами. Бабушка, оставшись одна, затосковала. Она привыкла быть нужной, привыкла готовить еду на целую семью в своем большом чугунном казане. Только в казане получалась замечательная бабушкина шурпа и плов и еще много чего, что так нравилось внукам. В свое время и Айша после занятий в университете забегала в гостеприимный дом Газизы насладиться бабушкиной готовкой. А та сидела, поджав щеку кулачком, и радовалась, видя, с каким удовольствием ест ее еду дочкина подружка.
– Кушай, кушай, дочка, – приговаривала бабушка. – Это тебе не русский суп. Того похлебал, а через час снова есть хочется. А тарелку шурпы съел – и целый день сыт.
– Бабушка, шурпа такая вкусная, потому что в твоем казане приготовлена.
Бабушка довольна, она нужна и всеми любима. Но прошел год после отъезда внуков, другой. Затосковал человек и начал проситься: «Возьмите меня к себе в Америку. Мне тяжело доживать век одной».
Через несколько месяцев бабушка уже собирала вещи и думала, что на чужбине понадобится большего всего. Вроде и то надо бы взять, и это пригодится. Точно, казан! Как ей ехать в Америку, и без своего казана? Кто она без казана? Зачем она без казана?
Вскоре тяжелый чугунный казан, надраенный до блеска песком, был заботливо укутан в толстую шерстяную шаль и помещен в чрево огромного «Боинга». Так казан с хозяйкой эмигрировал к новому месту пребывания.
Поначалу бабушка жила вместе с молодыми, а когда дети подросли, для нее сняли крохотную квартирку в соседнем доме. Казан перекочевал вслед за хозяйкой. И только тогда она осознала, что никакая она еще не старушка, а вполне не старая женщина, и устроилась работать.
Однажды на вахту, где трудилась бабушка, заглянул ее сослуживец из местных, привлеченный необычным, но очень вкусным запахом. Человек зашел, угостился едой, приготовленной в чудо-казане, другой раз заглянул… Разговорились, и оказалось, что он вдовец. И бабушка, вот ведь совпадение, тоже женщина незамужняя. Так вскоре появилась на свет новая казахско-американская семья. Правда, американский муж до сих пор уверен, что его жена – русская. Теперь он точно знает, где находится Россия, и питает к нашей стране самые добрые чувства. Хоть бери его и записывай в члены Общества российско-американской дружбы.