Телеграмма Берия
Шрифт:
Вот, Сашенька, написала тебе о дорогих мне людях и как-то легче мне стало на душе, как же мне их здесь не хватает, и нельзя сказать, что мы очень часто виделись, когда я жила в России, но само их присутствие рядышком согревало… Но на всё воля божья, как говорит моя здешняя приятельница, Нина Михайловна Максимова, тоже удивительный человек, о которой я тебе ещё напишу. Обнимаю тебя крепко, береги себя. Сердечные приветы Верочке и детишкам.
Твоя Лера.
1 сентября 2000 года, Санкт-Петербург
Милая подруга моя, дорогая Лерочка!
Спасибо за письмо, которое меня, как всегда, очень обрадовало. Я уже писал тебе, что бесконечно дорожу нашей перепиской. Как интересно ты мне написала о своей дружбе с семьёй Капиц. Теперь, когда я остался совсем один на этом свете, без моих близких друзей, с кем прожита жизнь, да ещё без постоянных встреч со студентами, я до
Уже давно всё существо моё встревожено, вздёрнуто и горячо взволновано нашими российскими бедами. На весь мир в этом году свалилось особенно много катастроф и трагедий, унесших бесчисленное количество человеческих жизней в природных, криминальных и техногенных катаклизмах и авариях. Всё, связанное с гибелью подводной лодки «Курск», меня особенно потрясло. Невозможно свыкнуться с гибелью людей, с великодержавным, официальным враньём! Что есть на Руси цена человеческой жизни? Человек, вне зависимости от своего интеллекта, роли и значимости, никогда ничего не стоил. Это пренебрежение к личности чуть ли не наше достоинство! Издревле и при Иване, и ранее, и при Петре, и при Ленине со Сталиным (особенно) установилось как норма. Невозможно смириться с ежедневной гибелью людей в бесконечной войне в Чечне!
Образуется ли когда-нибудь на Руси покой и добро? Как хотелось бы, чтобы наступила, наконец, пора процветающей цивилизации, при которой все усилия и действия властей не декларативно, а на деле были бы направлены на благо человека. Меня опять занесло на эту нескончаемую и больную тему.
Твой Саша.
1 декабря 2000 года, Мельбурн, Австралия
Милый, дорогой Сашенька!
Наконец это чудовище (компьютер) заработало, пройдя через серию капризов и поломок и поссорив несколько раз нас с Кифом.
У нас странное лето — полное самых неожиданных изменений: сегодня очаровательная легкая солнечная погода с температурой 20–23 °C, а завтра около 40 °C — и выходишь из дома только по крайней нужде. Несколько дней тому назад от нас уехала Катюша, которая пробыла здесь около месяца. Она прекрасно водит машину и с легкостью перешла с «правого» движения (которое принято в США и в России) на «левое», принятое в Австралии и в Англии. Мы с ней побывали в необычайно красивом месте Лорн, затерянном в холмах на берегу Тихого океана, отдаленно напоминающем Гагры — горы и море — океан. Но туда нет железной дороги, регулярного автобусного сообщения — однако весь необходимый человеку сервис — свежайшие фрукты и разные морепродукты, включая устриц и невиданных рыб, есть. Гостиницы комфортабельны — много номеров — с видом на море. В номерах — душ, ванна, плита, холодильник, телевизор, посуда. Конечно, есть рестораны с разными ценами — но везде чисто и вкусно. Океан кристально чист с легким зеленоватым оттенком воды и непрерывно бегущими волнами. Мы купались в волнах — ощущение чарующее. Катя теперь великая путешественница. Работая на полставки, — она трудится месяц каждый день на полную ставку и таким образом зарабатывает себе две недели, свободных от службы, в которые она, как правило, с мужем уезжает либо на юг Америки, либо в Европу, либо к нам… Как мы теперь живем? Киф мужественно сражается с болезнью Паркинсона, работает над своими статьями каждую свободную минуту, поливает садик, ездит в Университет, в библиотеку и на семинары, а также со мной в магазины за продуктами. На большие расстояния стараемся не ездить — врачи не рекомендуют, — что, конечно, жаль. Но на море, которое на расстоянии 40 минут езды от дома, — бывали, пока у Кифа не забрали права в связи с его болезнью. Я плавала с наслаждением — а Кифу, к сожалению, уже нельзя было. Отвечаю кратко на твой вопрос о том, где я бывала — сперва в пределах Советского Союза главным образом в командировках, экспедициях и потом за рубежом: Мурманск (Хибины, горнолыжные соревнования), Архангельск, Соловки, Ловозеро, Борок (Ярославская область), Нижний Новгород, Казань, Латвия, Литва, Эстония, Украина (Западная Украина), Киев (пароход по Днепру от Николаева до Киева), Днепропетровск, Одесса, Крым, Кавказ (Тбилиси, Батуми, Ереван, Сухуми, Сочи), Уфа, Казахстан, Алма-Ата, Душанбе, Гарм, Ашхабад, Ереван, гора Алагез — высота 4000 с лишним метров (подъем зимой на лыжах), Иркутск, остров Хужур на Байкале, Якутск, по реке Лене от Якутска до Тикси — 2000 км. Это была научная школа, на пароходе были только ее участники, и потому мы что хотели, то и делали — останавливались, где и когда хотели, Петропавловск — Камчатский и его окрестности (Паратунка термальный источник), Алтай (по тайге верхом неделю до Телецкого озера, затем по реке Бия несколько дней на плоту с верховьев от Телецкого озера до Бийска). Ну вот, Сашенька я, наконец, написала тебе письмо и очень надеюсь, что твой ответ будет не за горами. Обнимаю тебя крепко, крепко, нежно целую, сердечный привет Вере и всем.
Твоя Лера.
Апрель 2001
Мой дорогой Сашенька,
Давно хотела тебе написать, что я здесь познакомилась и подружилась с удивительной женщиной Ниной Михайловной Максимовой-Кристенсен [19] . Дочь белых эмигрантов, она приехала в Австралию в 1925 году и организовала отделение русского языка и славистики в Мельбурнском университете. В течение 30 лет она руководила этим отделением и создала тёплый очаг русской культуры в далёкой Австралии. Я познакомилась с ней в доме общих знакомых, и у нас сразу возникла взаимная симпатия. Нина Михайловна очень скрашивает мою жизнь здесь, в Австралии, потому что принадлежит к той редкой категории людей, с которыми я привыкла общаться в России. К сожалению, сейчас она тяжело больна, и дни её сочтены. При наших встречах мы обменивались воспоминаниями, и я как-то рассказывала ей о совместных работах с французами — в частности, в глухой Архангельской области, на берегу реки Пинеги. Она прервала мой рассказ и, глядя на меня с характерной для неё милой лукавой улыбкой, сказала: «А ведь мне знакомы эти места». Я в полном недоумении смотрела на неё, вспоминая те трудности, которые нам пришлось преодолеть в Министерстве обороны, получая разрешение для наших французов на пребывание в этих местах. И тогда Нина Михайловна рассказала мне следующую историю.
19
Нина Михайловна Максимова-Кристенсен (1911–2001) — основательница русской славистики в Австралии.
Большая и весьма состоятельная семья её предков жила где-то в Архангельской губернии. Семья была большая, детей было семеро. Когда глава семьи скончался, его вдова (пра-пра-бабушка Нины Михайловны — старообрядка), будучи уже в довольно преклонном возрасте, всё оставленное ей состояние распределила между детьми и нищей странницей пошла от Белого моря пешком через всю Россию с котомкой за плечами. Питалась она тем, что подадут, ночевала в приютивших её избах и монастырях. Такое скитание было её внутренней духовной потребностью и путём очищения от грехов за всю жизнь. Она была, конечно, грамотная и хорошо знала церковный устав. Это позволяло ей прокормиться, она читала «Псалтирь» по покойникам. Так с «Псалтирью» в сумке она и путешествовала, зарабатывая себе на хлеб. Мало того, что она кормилась этим чтением, она ещё сумела сэкономить денег на проезд на пароходе в Иерусалим. Побыла там, вернулась тем же путём к своей семье, а потом уже доживала в почёте у кого-то из детей.
Закончив свой рассказ о пра-пра-бабушке, Нина Михайловна сказала: «Вот и мне удалось это сделать» — и продолжала: «В один из моих приездов в Советский Союз я обратилась в Интурист с просьбой организовать мне поездку на Север, в частности, в Петрозаводск и его окрестности. Ко мне приставили девушку, в обязанности которой были все организационные дела — билеты, гостиница, экскурсии, наконец, присмотр за мной и т. д. Через пару дней после приезда в Петрозаводск я попросила её отпустить меня в самостоятельное странствие. За те немногие дни, что мы провели до этого вместе, у нас установились хорошие дружеские отношения. Это повлияло, по-видимому, на её решение. Я рассказала ей про поступок моей пра-пра-бабушки и сказала, что для меня он всегда был примером смирения и духовного очищения. Затем я твёрдо заявила, что по моим убеждениям мне следует это странствие повторить. При этом я её заверила, что не подведу и вернусь в условленный срок. После длительного разговора, в течение которого я пыталась убедить её, что это не блажь, что это мой святой долг, она согласилась. Насколько всё это было рискованно и для неё и для меня, я тогда не очень себе представляла. На следующее утро я взяла рюкзачок и отправилась в путь. Вернулась я в обещанный срок».
На этом Нина Михайловна закончила свой рассказ и больше к нему не возвращалась. Я с трудом представляла её странствие — ведь это был глухой край, без проезжих дорог, где люди перемещались либо пешком, либо на маленьких самолётах, которые приземлялись даже на небольших лужайках.
Вот такая история, мой дорогой Сашенька, и в Австралии есть замечательные и интересные люди. Обнимаю тебя, передавай тёплые приветы Вере.
22 сентября 2002 года, Санкт-Петербург
Дорогая моя, любимая моя Лерочка!
Ты единственная подруга, ты единственный друг, доставляющий мне радость общения. Я очень ценю нашу переписку, свидетельство искренней дружбы и взаимного интереса. Дай Бог ей (переписке и дружбе) длиться ещё долгие, долгие годы!!!
К сожалению, последний этап жизни предназначен природой и Всевышним не самым радостным. Появляются разные, иногда непреодолимые болезни и болячки. Как поразительно летит, мчится, мелькает в неудержимой гонке время. Вот уже пронеслось пять лет, как мы увиделись после стольких лет в Вашингтоне. Вокруг постепенно образуется вакуум, так много друзей ушло, так мало друзей осталось. Душа скорбит, печалится и тоскует…