Телеграмма из Москвы
Шрифт:
– - Спасайся, кто может!
– - кричал милиционер.
– - Господи! Таки высылают! А мы ходим газеты искать!
– - завопил Мирон Сечкин.
– - Эх, дали бы мне коня!..
– - воинственно воскликнул он, однако не объясняя, зачем ему конь -- для того, чтобы удирать, или для того, чтобы воевать.
В это время милиционер Чубчиков нагнал бабу в красном сарафане и поравнялся с ней. Они бежали, как скаковые лошади, "в голову". Баба, заметив рядом с собой милиционера, с диким визгом повалилась на землю. Чубчиков же, увидев, как баба, словно сноп, брякнулась оземь, истолковал это по-своему и, поддав ходу, с диким криком: "Стреляют!!!" -- помчался в направлении опушки
В эвакуирующейся толпе орешан возглас о том, что стреляют, естественно, породил панику.
– - Ложись!
– - зычно скомандовал Мирон Сечкин.
– - Женщины и дети -назад ложись! Мужчины -- наперед!
Чего хотел достичь этим тактическим маневром Мирон -- неизвестно; но здесь уже никто ни на какие команды не обращал внимания. Все панически бежало, спотыкалось, падало, отчаянно кричало. Паника русского отступления по своей бестолковости, неорганизованности и проявляемому страху может сравниться только с русским наступлением, также бестолковым, неорганизованным, но с проявлением дикой смелости.
В самый разгар панического бегства из здания райкома КПСС выбежали, как на пожар, Столбышев и человек десять партийных активистов.
– - Товарищи!
– - закричал он, преграждая дорогу беглецам.
– - Товарищи! Да опомнитесь же! Наступает новая эра!!!
– - Хватит с нас и старой!
– - кричали орешане, прорываясь через партийную преграду.
– - Довольно, попили кровушки!!!
– - Товарищи! Новая эра! Жизнь забьет ключем!
– - уговаривал Столбышев, напирая животом на толпу и краснея от натуги.
– - А эту новую эру видел?
– - закричала какая-то баба и сунула ему под самый нос огромную фигу. Столбышев инстинктивно отпрянул от изображения новой эры назад, потерял равновесие, его опрокинули, а за ним и весь партийный заслон был повержен в прах.
Бог его знает, чем бы окончилась вся эта катавасия, если бы в дело не вмешался обыкновенный дурак, который по старой дурацкой традиции призван появляться в самые тяжелые моменты жизни и спасать сотни умных. Орешниковский потомок былинного Иванушки -- Степа гнал, навстречу прорвавшейся толпе беглецов, большое стадо коров и запрудил ими всю улицу. Толпа остановилась в нерешительности. Если бы это были коровы колхозные, то, конечно, их бы разогнали чем попало, и дорога бы расчистилась. Но это были собственные, индивидуальные коровы колхозников и разгонять их ударами и пинками было не положено. Кроме того, вид частной собственности смягчает нрав человека. г
– - Манька, гляди... наша "Красавичка" идет!
– - с умилением заметила какая-то женщина.
– - А вот и наша "Серенькая"!..
Коровье наступление продолжалось. Животные шли безостановочно, позвякивая колокольчиками и с тупым видом работая челюстями
– - Разойдись по домам!
– - закричал Степа-дурачек.
– - Разойдись! Ты куда корову тащишь?!
– - Так это же моя коровка!
– - Твоя будет, когда домой придет, а пока в стаде -- она моя!
– резонно ответил Степа.
– - Разойдись! На улице коров не выдаю! А ты чего, дубина, лежишь-то?
– - ласково обратился он к лежащему ниц Столбышеву.
– "Вставай, проклятьем заклейменный", -- неожиданно громко запел Степа, явно доказывая этим, что у него в голове не все в порядке.
– ------
ГЛАВА IV. ДАДИМ СТРАНЕ ПОЛНОКРОВНОГО ВОРОБЬЯ!
После того, как Степа-дурачек остановил паническое бегство орешан, они несколько опомнились, пришли в себя и, смешавшись с методически наступающим стадом, пошли в коровьем темпе туда, куда повели их коровы Коровы же, естественно, пошли по домам. А дома работы всегда хватает. Коровы недоеные смотрят на
– - Что? Где? Куда девалось?
Так и провозились до темноты, забыв о причинах паники. Уже в темноте собрались орешане на завалинках и стали анализировать прошедшие события.
– - И чего только бабы не натворят?
– - сокрушался дед Евсигней, громкими ударами хлопая себя по затылку. Это был не обряд самобичевания, а просто дед бил назойливых комаров.
– - Да разве же можно верить бабам?
– - продолжал он, -- подумать только, какую панику учинили!.. А с чего, спрашивается? Вот в газетке пишется: "Дадим стране полнокровного воробья". Ну, что же с этого? Коли надо, так дадим!
– - Новая эра, знать, наступает, как пишет газетка, коли уж за воробья принялись, -- вставил Мирон Сечкин.
– - А, может и новая!
– - согласился дед.
– - В Москве виднее, Москва ближе стоит до Бога! А мы будем воробушек потихоньку ловить, да поставлять, лишь бы нас не трогали... Вот и все мое разумение... Воробья бери, а корову не трожь!
И все были с суждением деда согласны и везде на каждой завалинке рассуждали так же. Может быть, в другое время задание ловить воробьев вызвало бы смех у орешан. Весьма возможно, что передовая из "Орешниковской правды" в другой обстановке породила бы недоумение, ибо в ней черным по белому было написано, что наступает новая эра, в которой воробей сыграет роль самого полезного существа. Но сейчас, после всех паник и треволнений, орешане были рады, что их не трогают, а остальное им было все равно. Новая эра?
– - Пусть будет новая эра! Ловить воробьев?
– - Пусть будет по-вашему! Они были готовы на все. Вопрос: всегда ли?
Утром, когда страх исчез совсем, пыл ловить воробьев улегся. Колхозные бригадиры, мотаясь по деревне как каторжники, уже не смогли найти ни одного человека, имеющего время для выполнения правительственного задания. И когда бригадир, пытаясь усовестить отказывающегося, напоминал ему, как он еще вечером обещал наловить целую тьму пернатых, тот невозмутимо пожимал плечами и в лучшем случае говорил: -- "Еще успеем!" Или чаще всего отказывался, как апостол Петр: "Я? Я? Обещал наловить сколько хочешь? Да то же не я был, а Григорий Хоромин!"
А Григорий Хоромин в свою очередь удивленно пучил глаза на бригадира: "Да что ты пьян вчера был, что ли? Как я мог обещать наловить воробьев, если у меня угол избы покосился и его как раз сегодня починять собирался? Ищи у кого делов нет, а я сегодня занятой!"
К обеду бригадиры, добегавшись до одурения по деревне и наругавшись до хрипоты с колхозниками, разбрелись по домам, не нарядив ни одного человека на ловлю.
Не чувствуя никаких притеснений и гонений, не имея повода к осознанию своей государственной ценности, воробьи вели себя так же беспечно, как это повелось у них со времен заселения ими Орешников. Они купались в уличной пыли, воровали у кур корм, дрались и совершали лихие налеты на кучи конского навоза. В обеденное время они собрались по обыкновению на излюбленном месте, на крыше райкома. Помитинговав немного, они стаей с фырканьем понеслись на поле поспевающей пшеницы и занялись расхищением социалистической собственности. Обожравшись государственного зерна, один воробей, видимо из озорства, сел на подоконник столбышевского окна и заглянул во внутрь дома. Столбышев, который только что проснулся и, лежа на кровати, мысленно подсчитывал, сколько воробьев уже должно быть поймано и на сколько процентов план воробьепоставок мог быть перевыполнен, с удивлением произнес: