Телепат
Шрифт:
— Вот как? И зачем же?
— А затем, чтобы людям жилось спокойней, — сказал Роберт, — чтобы они могли оставаться самими собой, не опасаясь, что их превратят в зомби.
— Ах, вот оно, что! — воскликнул "Иван Иванович". — Вы, значит, озабочены не собственным возвеличиванием, а судьбой человечества. Что ж, меня это радует. Значит, с вами можно разговаривать. Значит, вы нормальные, но просто немного заблуждающиеся люди, а не какие-то психопаты, жаждущие мирового господства.
— Заблуждающиеся? — переспросил я. — И в чем это мы заблуждаемся?
— Ну, если вы не настроены сию же минуту начать крушить здесь все направо и налево, я постараюсь вам это объяснить, — произнес Шацман. — Присядем. Разговаривать стоя как-то неудобно.
Мы взяли по стулу и сели друг напротив друга.
— Вы, друзья мои, слишком однобоко смотрите на проблему, которую перед собой обозначили, — начал Шацман. —
Мы с Робертом сидели и не знали, что сказать в ответ. Проблема, которая до этого момента представлялась нам такой ясной и понятной, после аргументов Шацмана перешла в совершенно другую плоскость. Речь шла не об амбициях какого-то одного человека. Речь шла о безопасности целой страны. Его слова поколебали нашу уверенность в правильности принятого решения, и затея с уничтожением генератора стала казаться нам безумием.
— Я догадываюсь, что ваши намерения были продиктованы чем-то личным, — произнес Шацман. — Может, вы мне расскажите, чем именно?
Мы с Робертом вздохнули, и вкратце поведали ему свои истории.
— Грустно, — согласился Шацман. — В этом и есть вся сложность нашей жизни. Мы не всегда бываем свободны в своем выборе. Иногда определяющую роль играют обстоятельства, которые все решают за нас. Это извечный вопрос — соотношение личного и общественного. Интересы государства, конечно, важная категория. Но ведь есть еще и интересы конкретного человека. В какой степени конкретный человек должен жертвовать своими интересами ради интересов государства? И в какой степени государство может подчинять своим интересам жизнь конкретного человека? У каждого на этот счет своя точка зрения. Я ведь тоже сижу на этой базе не по своей воле. Что, удивлены? Да-да-да. Я раньше работал в одном медицинском НИИ, занимался разработкой приборов для диагностики человека. В этом отношении у меня все получалась хорошо. Я был на хорошем счету, имел несколько патентов на изобретения. Но как-то раз меня вызвали, и предложили перейти на работу сюда. Я сначала категорически отказался. Меня отнюдь не привлекала работа на сверхсекретном объекте, с ее закрытостью и отсутствием свободы. Но мне довольно жестко объяснили, что интересы государства ставятся выше интересов отдельной личности. Мне дали понять, что выбора у меня нет, и мне пришлось согласиться. Сейчас, когда я уже в возрасте, и, думаю, приобрел свойственную пожилым людям жизненную мудрость, я стал воспринимать ситуацию со своим переводом на эту базу не столь однобоко, как раньше. Раньше я откровенно считал, что мне погубили всю жизнь. Вспомните Великую Отечественную войну. Разве кому-то хотелось подвергать свою жизнь риску? Разве кому-то хотелось идти на смерть? Мы смогли выиграть эту страшную войну только потому, что у советских людей оказалось гораздо больше мужества и способности к самопожертвованию,
— То была война, — глухо возразил Роберт. — А сейчас мирное время.
— В мирное время тоже ведется война, — сказал Шацман. — Только она скрытая. Эту войну ведут разведки разных стран. Ее цель — информация. Информация, которая либо обеспечит, либо ликвидирует преимущество одной из сторон в экономическом и военном развитии. Такая война будет вестись всегда. И мы с вами — ее солдаты.
— Но почему применяются откровенно бандитские способы мобилизации этих солдат? — воскликнул Роберт. — Зачем было убивать моими руками пятерых ребятишек?
— Зачем нужно было убивать мою невесту? — добавил я. — И, кроме этого, побуждать к убийству меня? Не слишком ли высокая цена заплачена за нашу мобилизацию?
— Тех, кто окунул ваши руки в чужую кровь, я не оправдываю, — произнес Шацман. — Но их логика мне понятна. Вы были им нужны. И они сделали так, чтобы наверняка привязать вас к себе. Это логика Системы. А в Системе свои законы.
— Что же это за такие законы, где человеческая жизнь ничего не значит? — с горечью спросил я.
— Любая Система должна работать, как единый, хорошо слаженный механизм, — продолжал Шацман. — Представьте себе автомобильный двигатель. Чтобы он не ломался, его нужно собирать из высококачественных деталей. Если собранный двигатель работает бесперебойно, никто не спрашивает, по какой цене были куплены эти детали. Правда, всего лишь просто поставить эти детали в двигатель — мало. Их еще нужно хорошо отрегулировать, чтобы каждая из них четко выполняла ту функцию, ради которой поставлена. Когда все детали отрегулированы, двигатель сбоев не дает. Но вот представьте себе, что вдруг какой-то маленькой шестеренке захотелось вольности, и она перестала вертеться, как следует. Двигатель начинает барахлить. С простой, копеечной шестеренкой вопрос решается быстро. Ее просто выбрасывают, а в двигатель ставят новую. Ну а если это не простая шестеренка? Если это дефицитная, и очень дорогая деталь? Ее, естественно, сначала пытаются починить. И только в том случае, если окончательно убеждаются, что ее уже никак не исправить, ее выкидывают.
— Я понял Ваш эзопов язык, — сказал Роберт. — Моя деталь ремонту не подлежит.
— Моя тоже, — поддержал его я.
— Значит, вы твердо решили покинуть Систему? — спросил Шацман.
— Не только покинуть, но и сполна "отблагодарить" ее за все "хорошее", что она для нас сделала, — решительно сказал я, и уже тише добавил. — Правда, после разговора с Вами, я не знаю, чем именно. С одной стороны, я хочу наказать Систему, которая испортила мне жизнь. А с другой, я не хочу причинить вред своей стране, и людям, которые в ней живут.
Шацман посмотрел на меня, немного подумал и произнес.
— Воевать с Системой в одиночку — бесперспективно. Это значит заранее обречь себя на поражение. Слишком неравными будут силы в этой борьбе. Да и зачем с ней воевать, если вы и так уже достаточно серьезно ее наказали?
Мы с Робертом вопросительно подняли головы.
— Вы наказали ее уже тем, что вышли из ее подчинения, — разъяснил Шацман. — Вы — люди необычные. Вы обладаете уникальным, крайне редко встречающимся даром. Вы телепаты. Таких, как вы — единицы. Потерять вас, как свои элементы, для Системы тяжелый удар.
"Иван Иванович" запнулся, и бросил взгляд на часы.
— Впрочем, уже слишком поздно, — произнес он. — Давайте, наверное, прекратим нашу дискуссию, и сделаем так. У нас на первом этаже есть комната отдыха для гостей. Сейчас я туда вас отведу. Там вы переночуете и отдохнете. А я тем временем обдумаю одну идею. Есть у меня одна мысль, как можно вам помочь. Как сделать так, чтобы вы навсегда освободились от своего прошлого, и приобрели душевный покой.
— Вы хотите нам помочь? — удивленно спросил я.
— Хочу, — ответил Шацман.
— И нас не арестуют?
— Не арестуют.
— И мы сможем отсюда уйти?
— Сможете.
— Но почему Вы хотите нам помочь? — недоверчиво поинтересовался Роберт. — Почему мы должны Вам верить? Может, Вы готовите для нас какую-то ловушку?
— Если бы я хотел приготовить вам ловушку, вы бы давно уже в ней находились, — сказал Шацман. — У меня была масса возможностей включить сигнал тревоги, и позвать сюда охрану. Но я этого не сделал.
— Почему же Вы этого не сделали? — спросил я.