Телевизор. Исповедь одного шпиона

Мячин Борис

– Я уже вошел в него… Вечор господь говорил со мною и сказал, чтобы я не стеснялся ареста, ибо при вашем участии я познакомлюсь с самим государем…

– Наша государыня – Екатерина Великая…

Я вспомнил вдруг, как однодворец Степан говорил, что мужику тоже нужна ласка, и приказал одеть и накормить скопца.

– Знаешь ли ты, что за еда в миске пред тобою?

– Знаю, – кивнул головой пророк. – Это заморский фрукт потат. Весьма вкусно, благодарю…

– И ты не считаешь этот фрукт чем-то диавольским?

– Нет, не считаю. Всякая трава, которую посадил Господь, есть благо…

– А мухоморы – тоже благо?

– Мухоморы – не трава, а грибы, – обиделся скопец. – Что я, по-вашему, совсем тёмный, что ли…

Глава третья,

в которой секунд-майор Балакирев собирается воевать с китайским императором

Случай с потатами стал хорошо известен не только в нашей губернии, но и в Петербурге,

до такой степени даже, что об этом написали в «Экономическом вестнике». Прошел год или два, и в нашу Рахметовку явилась дорогая карета, из коей вышел человек в простом подорожном платье, но с красной александровской лентой [21] . Был он не средовик, но уже подстарок. Власы его топорщились в разные стороны, пухлое лицо напоминало чем-то пушистого кота казанской породы, которых любила покойная Елисавета Петровна и которые вошли даже в простонародные потешные листы [22] . Аристарх Иваныч сердечно его приветствовал, а мы все кланялись.

21

Т. е. лентой ордена Святого Александра Невского.

22

Имеется в виду популярный лубок «Мыши хоронят кота».

– Сенатор, вишь, – проговорил Степан. – Статс-секретарь Е. И. В. [23]

По поводу приезда сенатора все поместье было поднято на дыбы. Лаврентьевна суетилась на кухне; меня обрядили в пажескую ливрею и заставили читать оду сочинения Аристарха Иваныча, а потом прислуживать в трапезной.

– Не могу не высказать своего к тебе неудовольствия, Аристарх Иваныч, – произнес сенатор, звякнув вилкой. – Был ты Гостомысл [24] , муж боярый, – а теперь что ж? Монархиня Екатерина, памятуя о былых заслугах твоих, прислала тебе со мною свое самодержавное благопожелание. Я сказал, что ты на старости лет чаешь счастия в природе, в деревенском уединении. «Признаюсь, я очень этим огорчена, – сказала мне императрица. – Вольность дворянская не означает устранения от службы отечеству, сие в манифесте черным по белому прописано. Передай Аристарху Иванычу, что пора ему прекратить, подобно Жан-Жаку Руссо, любоваться натурой и снова сослужить службу мне, как и в те времена, когда я была еще великой княгинею».

23

Ея Императорское Величество

24

Легендарный воевода или старейшина, призвавший в Новгород в 862 г. варягов во главе с Рюриком.

На этих словах Аристарх Иваныч засопел, резко отставил в сторону фаянсовую тарелку и, подошед к окну, начал в философическом размышлении смотреть на наши огороды.

– Не поеду! – посопев так минуту или две, сказал он, оборачиваясь. – Снова при дворе жить, деньги мотать да милости сиюминутной искать, – нет уж, довольно! Пусть молодые петрушкой прыгают да красными каблуками [25] стучат, а я не буду!

– Эх, Аристарх Иваныч, Аристарх Иваныч, – покачал головой сенатор. – Много в тебе кичливости необузданной; ничего, кроме горя, не принесла она твоей милости. Монархиня не ко двору тебя зовет, а просит помощи твоей здесь, в татарских краях. Велика Россия, а порядку в ней нет, тебе же первому эта истина и знакома. За грехи нечестивых судове восстают, муж же хитрый угасит я. Е. И. В. мыслит новый порядок учредить, а тебя назначить губернатором обширного наместничества, дабы прекратить навсегда скифские набеги. За это будут тебе слава и честь, земля, лента и денежное вознаграждение…

25

Красные каблуки были непременным атрибутом щеголя начала 1760-х гг.

К вечеру сенатор (Иван Перфильевич, так его звали) уехал на своей позлаченной карете, однако уже через месяц прискакал гонец Преображенского полку с указом. Аристарх Иваныч принял бумагу с нескрываемым раздражением и велел Лаврентьевне подать Гермесу протухшего карася.

* * *

Только сейчас, по прошествии тридцати лет, я понимаю всю трудность тогдашнего положения Аристарха Иваныча. Управлять полудиким краем, не знающим в принципе законов, при отсутствии материальных ресурсов, уповая на одного только бога, – что может быть безнадежнее? В некоторых наших лесах хозяйничали разбойники, а далее к югу начиналась безбрежная степь, в которой человеку грозил крымский плен, а затем продажа турецкому султану; всюду торжествовали изощренные формы воровства и мздоимства, особенно при торговле солью и вином; делопроизводство

было настолько запутанным, что разобраться в нем, не совершив ошибок, было невозможно; дома были ветхи, каменных среди них было всего два или три, и потому постоянно вспыхивали пожары; духовенство не имело никакого влияния, люди ходили в церковь, а придя домой, ругали самыми грязными словами священников, которым еще наутро исповедывались, кроме того, было много раскольников, не признававших императорской власти и мечтавших о возвращении к средневековому невежеству; дворянство откровенно пользовалось своей властью, вытворяя зверства и преступления, пред которыми меркли страдания английских рабов, забиваемых до смерти прямо на улицах Лондона; всюду был голод, умирал один из двух родившихся детей; умирали от болезней, в основном от оспы, покуда Екатерина сама не сделала прививку у Димсдаля; грязь и нечистоты были привычкой. Так, однажды осенью от оспы неожиданно скончалась моя матушка, и я стал круглым.

В связи с губернаторством Аристарха Иваныча нам пришлось переехать в городской дом, ранее принадлежавший какому-то несчастному дворянину, запутавшемуся в долгах; после смерти дом перешел государству. Выстроен он был в той вычурной манере, которая свойственна только нашему отечеству: остов дома напоминал Польшу, фронтон – Голландию, а кнорпельверки [26] были прусские; из-за нехватки денег стройка шла несколько поколений, и каждый новый владелец добавлял в архитектурный прожект моду своего времени. Нам понадобился не один день, чтобы привести химеру в жизненное чувство, вешая занавеси и выветривая стойкий запах гноя; с этой целью Лаврентьевна набивала подушки душистой травой.

26

дословно «хрящевидная работа» (нем.), декоративный орнамент, картуш

Она поминутно ругалась: Аристарх Иваныч ввел в новом доме английское правило пить чай с сахаром в пять часов [27] . По его замыслу, на сии чаепитии должны были приходить чиновники и местные дворяне, чтобы в свободной манере обсуждать устройство губернии. Однако в назначенный день явился только секунд-майор Балакирев с колодою карт.

– Тоскую я, Еристанушка, по боевому делу, – сказал кригер. – Хоть бы война какая уже началась, пусть даже и с китайским императором.

27

Явный анахронизм, указывающий на подделку текста: традиция five-o-clock появилась в Великобритании только в XIX веке.

Аристарх Иваныч отвечал цитатой из природного англичанина Круза: ежели бы московиты затеяли войну с Китаем, они бы победили его за три дня.

Каждое утро теперь он уходил в управу, где пытался хоть как-то наладить губернские дела; в первую очередь Аристарх Иваныч собрал свою канцелярию и объявил, что с сегодняшнего дня не потерпит никаких взяток под видом невинных подарков.

– Если я увижу у кого-то сахарную голову, я тому эту голову на место его башки вставлю…

Это сделало канцеляристов заклятыми врагами его, а вслед за тем и купцов, подносивших в управу эти подачки.

Мне было к тому времени одиннадцать лет; Аристарх Иваныч, памятуя о своем желании вылепить из меня просвещенное существо, стал преподавать мне начала истории и географии. Более всего меня увлек древний Рим; я представлял себя сражающимся на стенах Карфагена и был крайне разочарован, когда Аристарх Иваныч пояснил мне, что никакого Карфагена давно нет, что римляне разрушили город до основания, а руины засыпали солью, чтобы на них ничего уже не выросло.

Новая должность его сделала эти уроки редкими, а учителя еще более требовательным. Я жаловался, что Аристарх Иваныч спрашивает у меня то, чего он не задавал.

– Сам читай, не маленький уже, – буркнул он, бросив на стол ключ от книжного шкафа.

О услада ума! Каждую книгу из той вивлиофики я могу и сейчас с закрытыми глазами воспроизвести по памяти: вот Тилемахида, вот Лукиановы разговоры мертвых, вот Даржанс, немецкое издание Свифта, Том Ионес, Дайра, Селим и Дамасина, Деразас и Мендоса, Мирамонд [28] , – книги эти так непохожи были на окружавшую действительность; я чувствовал, как в груди моей бьется сердце, а некий голос зовет в далекие страны и моря.

28

Даржанс – Жан-Батист де Буайе, маркиз д’Аржан (1704–1771), французский писатель. Том Ионес – Том Джонс, главный герой романа Филдинга. «Дайра, восточная повесть» – повесть Попелиньера, в русском переводе напечатана в 1766 г. «Селим и Дамасина» – «африканская» повесть де Ришбурга, в переводе на русский язык вышла в 1761 г. «Похождение дон Рамира де Разас и донны Леоноры де Мендос», его же. «Непостоянная Фортуна, или Похождение Мирамонда» – роман Эмина, издан в 1763 г.