Тело в шляпе
Шрифт:
Дама задохнулась от возмущения и опять запричитала, на этот раз, по-видимому, в знак протеста.
— Но-о-гу, посмотрите кто-нибудь мою но-о-гу! — выла скандалистка то ли с переломом, то ли без. Ей даже удалось схватить за край халата проходившую мимо медсестру.
— Ногу? Да бог с вами! Еще инфекцию занесу, — ответила та и ловко высвободила халат из цепких рук задавленной автобусом.
К ее крикам добавились стоны из коляски справа и тихое повизгивание со стула слева. В глубине отделения кто-то все еще искал нейрохирургов,
Дожидаясь врачебного осмотра, от которого, я не сомневалась, докторам все равно уйти не удастся, я старалась успокоиться и осмыслить произошедшее. Первое удавалось с трудом — мне было по-настоящему страшно. Второе более или менее получилось. Кто-то хотел меня убить, это очевидно. Кто и зачем? Это я потом подумаю, а сейчас надо решить, как мне правильнее себя повести. Хорошо, если тот, кто покушался на меня, думает, что наезд был качественный и со мной покончено. А если нет? Если он захочет в этом убедиться и станет, например, обзванивать больницы? Тогда весьма велика вероятность, что он захочет меня добить. А это значит, что мне надо спрятаться. Но как это сделать, имея при себе столько телесных повреждений, может, даже переломов? Единственное место, как мне тогда показалось, куда можно спрятаться, — это за чужое имя. Сумку мою они уперли, значит, здешние врачи не знают, кто я такая. Мама в отпуске, искать меня не будет… Значит, надо прикинуться не собой. Отлично. Не далее как вчера мы провожали Галку Терентьеву в отпуск, а отпуск она поехала проводить к бабушке в деревню. Стану-ка я пока Галиной Бенедиктовной Терентьевой.
Потом, конечно, потребуется больничный, ну так не вечно же я буду Галкой. Полечат мне голову, и со временем я вспомню, что я — Александра Дмитриевна Митина. Надо только позвонить в кадры и узнать Галкины паспортные данные.
Эксперимент удался. Врачи ничуть не усомнились в том, что я — это не я, поэтому по телефону меня обнаружить в этой- больнице не сможет никто.
А утром меня разбудил милиционер. "Вот ведь, — подумала я, милиционер, а не Вася. Забавно. Интересно, и этот тоже только матом разговаривает?"
— С добрым утром, — весело сказал милиционер. Умеют они все-таки найти нужное место и нужное время для веселья. — Ну, как у нас дела?
— Спасибо, отлично.
В ответ на такую трогательную заботу хотелось его тоже порадовать. Но он почему-то не обрадовался, а даже как бы возмутился.
— Как это — отлично? Перелом ключицы, множественные ушибы… Как вам может быть отлично?
— Может, мне, лейтенант, до этого было еще хуже.
— Не понял.
— Ладно, попробуем еще раз, — предложила я. — Спросите меня, как дела.
Милиционер сочувственно посмотрел на человека в белом халате, в том смысле, что "видать, и в голове у нее что-то повредилось", однако спорить не стал:
— Как дела? — опять спросил он.
— Очень плохо, перелом, ушибы, нравственные страдания, —
— Ну слава богу, — обрадовался он. Вот и пойми нашу доблестную милицию. Тебе хорошо — им плохо; тебе плохо — им хорошо.
— Был совершен наезд, — констатировал он. — Есть ли у вас претензии?
Ну ни фига себе! Я даже поперхнулась от злости.
— Сам наезд, безусловно, заслуживает высокой похвалы. Но претензии есть: почему сломана только рука, почему не проломлен череп, почему не отшибло память? Согласитесь, лейтенант, все это попахивает халтурой. Не умеешь наезжать — не берись.
Человек в форме, видимо, окончательно убедившись в моем полнейшем безумии, скорбно покинул палату, пообещав зайти позже.
Милиционер, на второй взгляд оказавшийся гаишником, опять навестил меня ближе к вечеру. На этот раз он был не один. Бледный юноша с трясущимися руками, который плелся за милиционером со всей возможной обреченностью, оказался коварным водителем, совершившим на меня наезд. И теперь его молодая жизнь находилась в моих руках, и только я могла решить, заводить уголовное дело или нет.
— Если бы был летальный исход, — любезно объяснял милиционер, — вопроса бы не было. Сразу бы завели.
И он бросил гневный взгляд на молодого человека по имени Виталий.
— А раз вы все же живы… — Я виновато засопела. — …то на усмотрение пострадавшего.
— Знаете, лейтенант, мы, пожалуй, сами договоримся.
Милиционер раскланялся. Юноша Виталий оказался сообразительным.
— Вы, наверное, хотите компенсацию? — спросил он дрожащим голосом, старательно намекая как бледностью организма, так и несчастным выражением лица, что много С него не возьмешь. Ну нам много и не надо.
— Хочу. Давайте, я пишу заявление, что не имею к вам претензий, и живите себе спокойно. Но вы за это достаете мне мобильный телефон…
Виталик страдальчески закатил глаза.
— …только на то время, что я в больнице. Фрукты, йогурты — вы ж понимаете, — то, что здесь дают, есть невозможно, и знаете, вот еще что…
Глава 14. ИВАН
Смерть Марины Иван переживал очень тяжело. Из дома не выходил и почти не вставал с дивана. Лежал, повернувшись лицом к стене, и пытался ответить на бессмысленный вопрос: "Почему?" Пожалуй, его состояние более всего напоминало депрессию.
Время от времени он вставал, брел к телефону и звонил Рехвиашвили. Однако застать Сергея на работе — дело не из легких, а его мобильный все время был занят. Дозвониться удалось только к вечеру.
— Есть новости? — спросил Иван.
— Ты как там? — Сергей был встревожен, это чувствовалось. Он не помнил такого, чтобы Иван на два дня выпадал из жизни, да еще в момент прохождения важнейших проектов.
— Нормально.
— Когда появишься?
— Не знаю.