Тело в шляпе
Шрифт:
К тому же он не допускал мысли, что ее обида на него была чрезмерной. Ведь знает же она, что он относится к ней со всей возможной нежностью. К тому же они уже пережили период конфликтов и привыкания друг к другу. Когда Саня впервые появилась в управлении, маленькая, хорошенькая и наглая, Василий тоже попытался ее выгнать. Журналистов он не любил с детства, и доказывать ему, что для Саши Митиной из "Городского курьера" он должен сделать исключение, было бесполезно. Однако Саня проявила завидное упорство. Отсутствие гостеприимства ее не испугало, даже взбодрило. Она ходила в отдел, на работу, поила пивом сотрудников всего управления,
Под «уродом» оперативники подразумевали «дурака», но Гоша Малкин трактовал подобные сентенции как фрейдистскую оговорку.
— Саня — душка, красавица и умница. Вот основа вашего с ней бескорыстного профессионального сотрудничества.
— И вашего, — отвечал Василий.
— И нашего, — соглашался Гоша. На самом деле Саня не была красавицей. При дотошном анализе ее внешности недостатков можно было насчитать немало: и волосы могли бы быть погуще, и нос — покороче. Но обаяния в ней было — море, и смотреть на нее, а в особенности — слушать ее, любили все. Она относилась к тому типу женщин, в которых невозможно не влюбиться, хоть немножко, и которых невозможно разлюбить.
Ведомые любовью и нежностью оперативники не упускали возможности сделать для Сани что-нибудь приятное. К прошлому Международному женскому дню празднику, ненавидимому сильной половиной человечества, отдел по расследованию убийств приготовил ей подарок — отпечатанный в типографии плакат: "Их разыскивает милиция" с портретом Сани и подробным описанием ее внешности. Описание выглядело так: "рост выше среднего, телосложение астеническое, волосы русые, тонкие, до плеч, глаза зеленые, небольшие, нос заостренный, уши чуть оттопыренные".
— Слушай, Саня, — потрясение сказал Леонид, — да ты страшилка какая-то получаешься.
— А я тебе про что говорю, — охотно согласилась Саня. — Внешность подкачала. Поэтому я в приличные места и не хожу, все у вас да у вас.
— Нет! — Леонид решительно вычеркнул и про нос, и про небольшие глаза, и про тонкие волосы. — Напишем так: "Стройная, походка легкая, на щеках ямочки, голос приятный, улыбка открытая…"
— Про зубы, про зубы не забудь, — подсказала Саня. — Зубы смотреть будешь? Прикус правильный, укус смертельный. И про ногти…
Плакат удался и до сих пор украшал Санино рабочее место в редакции «Курьера», то самое рабочее место, где ей надлежало быть и где сегодня ее не было.
Василий был готов извиняться, текст приготовил, доброе выражение лица репетировал, а Саню найти не мог. В редакции сказали, что
"Ладно, сама появится, — решил Василий, — тем более коллеги ей передадут, что я ее искал, так что она может мне звонить безо всякого ущерба для собственной гордости".
Сосредоточиться на мыслях о пропавшей Сане Василию мешал служебный долг, а именно необходимость найти убийцу несчастных Гарцева и Грушиной. Василий был почти уверен, что оба они стали жертвами одного и Того же злодея, и не только потому, что при жизни они были женихом и невестой, но и потому, что практически в одно время, со слишком маленьким интервалом, они из этой жизни ушли.
Роберт Михайлович колдовал над трупом Марины Грушиной, но и без него было понятно, что ее отравили. Зачем? И кому могла помешать эта парочка? Смерть Гарцева можно было бы объяснить множеством причин, но кому могла понадобиться его девушка? Если это мафиозные разборки, шантаж или вымогательство, то убийства должны были произойти в другой последовательности. Всегда сначала убивают кого-то из близких, а ужпотом бизнесмена. Или Грушина знала, кто угрожал ее возлюбленному Гарцеву? Это не исключено, учитывая, что ее отравили вскоре после того, как она обрела способность разговаривать.
Оперативники поделили фронт работ — Леонид отправился в ВИНТ, а Василий — в дурдом, надеясь, что Грушина успела, сказать что-нибудь "важное перед смертью, с врачом-то она беседовала. Может быть, там есть зацепочка.
Однако… человек предполагает, а жизнь — начеку. Телефонный звонок, точнее, последовавший вслед за ним разговор, изменил планы капитана.
— Василий Феликсович, к вам посетительница, — известил его дежурный. Говорит, по делу Гарцева.
— Пропустите.
Посетительницей оказалась внушительных размеров дама, одетая весьма витиевато во что-то греческо-японское — не то тунику, не то кимоно радикально-красного цвета. Поверх чего был надет, разумеется, зеленый пиджак. Василию показалось — мужской.
— Люся, — представилась она, — Люся Морозова.
— То есть Людмила…
— …Григорьевна. Но для вас — просто Люся.
— Вы мне как-то особенно доверяете? — уточнил старший оперуполномоченный.
— Да, — горячо согласилась она. — Вам — да. Василий скрипнул зубами.
— Благодарю, польщен безмерно. Чем обязан? Судя по тому, как милейшая Люся располагалась в кресле, он понял, что пришла она надолго, может быть навсегда.
— Увы, у нас не так много времени, — изви-, нился Василий, — так что перейдем к делу.
— Я, собственно, по поводу убийцы Ромы и Марины. Вы ведь его ищете?
Он потрясение развел руками.
— Ваша догадливость, Людмила Григорьевна…
— Люся. Просто Люся.
— У вас есть для нас информация?
— Да. Но только про то, кто убийца этих двоих
— Боже мой, Людмила… Люся, я бы никогда не посмел переваливать на вас всю нашу оперативную работу.
— Так вот, их убила, записывайте, Ольга Вадимовна Мальцева.
— Почему вы так думаете?
— Вы мне не верите?
— Конечно, верю. Но мне придется убеждать в этом свое начальство, поэтому, вы уж извините, хотелось бы поподробнее.
— Хорошо. Потому что она вообще такой человек.
— То есть на досуге любит поразвлечься убийствами?