Тело в шляпе
Шрифт:
— Что-то там записано? Люблю такие конкретные и точные определения, — я подошла к холодильнику и начала выкладывать туда продукты. В этот момент один из гостей положил тяжелую лапищу мне на плечо:
— Мы за тобой.
— Нет, сегодня я не расположена к визитам. Работы полно, устала, спать хочу и есть. Не уговаривайте, мальчики, не могу, как-нибудь в следующий раз.
Уговаривать они не стали. Но настойчивость проявили. Один вывернул мне руку (слава Богу, не ту, которая была недавно сломана), другой с размаху шмякнул своей лапищей меня по лицу.
Проснулась в машине. Точно помню, что за рулем была не я, а один из моих вечерних гостей.
Другой сидел рядом со мной и развязно обнимал меня за талию.
— Что вы себе позволяете? — попробовала сказать я со всей возможной строгостью, но язык слушался плохо. — Мы едва знакомы, и уже такие вольности.
— Тихо-тихо, — ответил тот, кому я предъявляла претензии, — мы уже приехали.
Почему «тихо-тихо»? Как я успела заметить, кроме меня, в автомобиле никто не спал. Кроме того, громко у меня не получилось бы при всем желании.
Машина въехала в большие железные ворота, и мы оказались на территории заброшенного завода. Потом мы долго брели по цехам, я все время спотыкалась и чувствовала себя не то чтобы пьяной, но нетрезвой, это точно. Маршрут закончился подвалом, где, кроме мокрых труб и куч мусора, не было ничего.
— Располагайся, — гостеприимно предложил мне один из попутчиков. Чувствуй себя как дома.
После чего молодые люди двинулись к выходу.
— Эй, куда это вы? — мне совершенно не хотелось оставаться здесь одной.
— Ча-ао! — сказал один из них и мерзко хохотнул. — Не скучай.
Обследовав подвал после их ухода, я с горечью убедилась, что сбежать отсюда невозможно. Ни окошка, ни люка, ни подземного хода. Ну что за безобразие? Классическая литература столько лет внушала нам, что во всех приличных подвалах есть подземные ходы. А здесь только железные стены и железная дверь. Значит, этот подвал неприличный. Ничего другого не оставалось я устроилась на куче мусора и принялась скучать. Просто из вредности, чтобы не выполнять зароков этого наглого бандюги.
Скучала я до двенадцати вечера; скучала самозабвенно, отдаваясь процессу целиком, иногда даже впадая в болезненный сон. Разбудили меня шум, хохот и музыка.
Все-таки прав был старик Энгельс — бытие определяет сознание. Если бы вчера меня среди ночи разбудили громкие блатные аккорды, гневу моему не было бы предела. Совсем иначе воспринимается современный городской песенный фольклор вне привычной кровати, одеяла и подушки. Здесь, на куче мусора в заброшенном заводском цеху, эти звуки показались мне райской музыкой, а главное — очень своевременной, несмотря на поздний час.
Выбрав из мусора огрызок трубы, я деликатно постучала в дверь со своей стороны. Хохот смолк, через пару секунд вырубили и магнитофон.
— Кто там? — услышала я испуганный голос.
— А-а… там кто?
— Мы тут… А там-то кто?
—
— А что вы там делаете?
— Сижу. Меня здесь заперли.
— Кто?
— Кто-кто! Бандиты, наверное.
Больше вопросов мне не задавали. Прижав ухо к двери, я отдаленно улавливала присутствие там, на воле, людей, они разговаривали, даже спорили, но не около моей двери, а где-то дальше.
— Эй! — я опять постучала трубой по двери. — Куда вы делись?
Послышались шаги, и тот же голос сказал:
— Мы попробуем тебя вытащить. Но не шуми. Дверь железная, надо сварку искать; Сиди тихо.
Не часто ли за сегодняшний вечер меня призывают быть тихой?
Борьба с дверью продолжалась более двух часов. Когда она наконец открылась, я была уже в полном расстройстве чувств и сил.
— Выходи. — Я увидела мальчика лет пятнадцати, бритого наголо, в майке из рыболовной сетки. — Выходи, чего сидишь.
Щурясь на тусклый свет заводского помещения, как подслеповатая крыса, я выползла из подвала. Компания подростков четырнадцати-, шестнадцатилетнего возраста сидела на полу вокруг станка, переделанного в стол. На столе лежали нарезанная колбаса, вобла и стояла батарея бутылок пива.
— Дайте глоточек, а? — попросила я жалобно.
— Да пожалуйста! — один из них протянул мне бутылку. — За что тебя туда? Я пожала плечами.
— Ограбили? — Мальчикам явно хотелось приключений. Разочаровывать их было бы не по-человечески.
— Да, — кивнула я. — Но им оказалось мало. Хотят выкуп. Потому и заперли здесь.
— Ух ты! — восторженно присвистнул самый маленький из них. — И сколько они хотят?
— Много им бы не дали, у меня родители не миллионеры. Но, ребятки, за мной должок, вы — мои спасители, потому следующий банкет я вам устраиваю, ладно?
Они смущенно потупились, но отказываться не стали.
— Надо уходить, вам здесь оставаться тоже опасно. Пошли?
— Пошли, — они сразу согласились. Приключения их будоражили, но инстинкт самосохранения тоже брался в расчет. — Мы тебя до автобусной остановки проводим.
Я благодарно кивнула, и вдруг в наступившей тишине мы все услышали гулкие шаги. Где-то там, в глубине завода, шли люди. Металлическая стружка хрустела и пищала под их башмаками; звук был противным и вместе с тем жалобным, и я думала о том, что и мне, и моим случайным избавителям уготована участь ничуть не лучше, чем бедной стружке.
Из трусливого оцепенения меня вывел жаркий шепот в ухо: «Прячемся». Мальчик в сетчатой майке схватил меня за руку и потащил к груде ветоши. В нее мы и зарылись. "Дырку, дырку для носа проткни, — шептал мне в ухо мальчик, — а то задохнешься". Дышать действительно хотелось, но хотелось также и зрелищ, поэтому прежде всего я прокрутила дырочку для глаза. Вовремя — мои вечерние гости как раз вышли из-за поворота и приближались к темнице, где они меня заперли. То, что дверь покорежена, они заметили только тогда, когда практически уперлись в нее лбом.