Телохранитель для Розы
Шрифт:
Всегда несерьёзным был. Более лёгким, что ли, на подъём, пластичным. У меня так не получается. Я вечно занимаюсь самокопанием, придираюсь к мелочам и со всей ответственностью подхожу к делу.
Вот таким ты и должен оставаться.
Включи холодный разум и надень маску равнодушия. И никто не прикопается.
Дома первым делом выкидываю все быстропортящиеся продукты в мусор, иначе сдохнут за время моего отсутствия.
Собираю вещи: бритва, шампунь, зубная щётка и паста. Запихиваю в
Ненавижу униформу. Должен был бы свыкнуться за время учёбы, но не получилось как-то. В своих буду чувствовать себя комфортнее.
Варю кофе и залезаю в интернет поискать информацию на чету Волошиных.
Вот почему я пропустил мимо факт наличия жены? Подумал, что там тётка возрастная?
Проёб, Тарас. Всегда был дотошным, а тут оплошал. Теперь внимательнее будешь.
Сведений не так уж и много. Несколько статей со светских мероприятий, где они появлялись вместе. Фотографии со свадьбы. В белом платье Роза дух захватывает.
О ней почти ничего. Из провинции, познакомились на конкурсе красоты, где Волошин был спонсором.
Мда… Не густо…
Звонок в дверь. На пороге брательник.
— Какого припёрся? — всё ещё злюсь на него.
— Принес недостающую информацию, — вручает мне в руки папку и проходит, скидывая на ходу ботинки. — А то ты тут страдаешь муками совести, наверное.
— Не сильно.
— Так вот. Розалия Александровна Самойлова в девичестве. Двадцать два года. Учится в МГУ на пятом курсе факультета искусств. Как в фильме: отличница, активистка и просто красавица, — лыбится брат, отчего на его щеках появляются две глубокие складки.
— Активистка? Там была комсомолка… И сомнительно… Прислуга говорит, что муж её контролирует.
— Да, но при этом является постоянным спонсором всего, в чём она принимает хоть какое-то участие. Они, кстати, так и познакомились — на конкурсе красоты. Девушка выиграла, но вдруг взбрыкнула и отдала корону другой участнице, посчитав, что её победу купили. Не исключаю. Волошин мог. Потом мутная история. Она всячески отбивалась от ухаживаний, даже писала на него заявление в полицию о сексуальных домогательствах. Но… Сам знаешь как у нас с этим.
— Знаю. Никак.
— Да… А затем вдруг резко сменила гнев на милость, и они быстро сыграли свадьбу. Думаю, он нашёл на неё точки давления.
— А родители? — листаю страницы.
— Живут, как и раньше в Астрахани. Мать — медсестра, отец — мастер на заводе. Ничего особенного. Обычная среднестатистическая семья…
— Понятно, — кидаю папку на стол.
— Правда, красивая? На фотках куколка, — падает Дэн в кресло.
Не отвечаю, только недовольно кошусь на него.
— Зацепила, значит, — понимает мой взгляд. — В твоём вкусе девушка.
—
— А если бы при других обстоятельствах столкнулись, отпустил бы такую?
Молчу…
— Не отпустил… Слушай, разберёмся с Волошиным и забирай свою Розу-мимозу.
— Легко сказать, — упираюсь руками в стол и сгибаюсь от невыносимого спазма мышц живота. — Чтобы найти на него весомый компромат, нужно сильно постараться.
— Копаем. Проколется где-нибудь. В фирме сейчас наш засланный человечек усердно роет всё, что хоть чуть-чуть бросит тень на его имя. Может и твоя краса нам чем-нибудь поможет.
— Она не моя, — вздыхаю и скрещиваю руки на груди, сжимая пальцами мышцы до боли.
— Ты же обаяшка. На тебя все девушки вешаются. Вот у нас вроде одно лицо, а я такой популярностью не пользуюсь.
— Женщины чувствуют, что мужик занят, — киваю на его обручальное кольцо.
— Нет. Просто ты выглядишь серьёзным. Скала. С таким не страшно.
— С тобой, значит, страшно?
— Я сбитый лётчик. Мой тыл — жена и дочка. Других мне не надо. А ты о другом мечтаешь…
— По-твоему, я мечтаю о чужой жене? — усмехаюсь.
— Муж не стенка — подвинуть можно, если взаимно будет. Детей у них нет. Да и какие там дети?! Я с отвращением думаю, что молодая девушка спит со стариком.
Вот и мне противно. Но как там у поэта? Любви все возрасты покорны…
Нет там никакой любви! Не успокаивай себя.
— Но всё это после окончания дела, братишка, — встаёт из кресла Дэн и хлопает меня по плечу. — А пока — яйца в кулак и терпи. Сорвёшь нам всё, полкан меня живьём в землю закопает. Это ты теперь, можно сказать, гражданский, а я под прессом хожу.
— Не волнуйся. Не запорю. Школу одну прошли.
— Зря ушёл, сейчас бы уже в майорах ходил, — забирает папку. — Я полетел. Мне в больницу ещё к девочкам.
— Привет им.
— Всенепременно. Ах, да, чуть не забыл, — лезет в карман и достаёт сложенный листок бумаги.
— Что это?
— Разрешение на выезд. Ты же у нас почти невыездной. А теперь можешь свалить в Папуа Новую Гвинею и жить там припеваючи среди папуасов, — смеётся.
— Доминикана, — забираю у него документ.
— Да хоть Гондурас! Звони, — растопыривает пальцы и прикладывает к уху.
— Вали уже! — толкаю его к двери, он ржёт.
Как Юля с ним таким живёт?
Ведь я первый с ней познакомился, но хитрожопый братишка прикинулся мной и очаровал её своими дурацкими шуточками и приколами, пока я отдувался в наряде.
После дела Коваль я проработал три месяца в конторе и подал рапорт. Сейчас работаю в организации, которая охраняет большие государственные объекты, богатых и знаменитых людей.