Телохранитель, или Первое искушение

Гринева Екатерина

Макаров не знал о наших отношениях, иначе список вопросов был бы намного длиннее. Я рассказала ему о Роберте Маландяне, и у Макарова сразу появилось такое выражение, как у охотничьей собаки, которая взяла след.

– Он вам говорил, что хочет поехать в Испанию на заработки?

– Нет. Никогда.

Он хотел сказать что-то еще, но промолчал.

– У меня есть надежда, что его найдут? – дрожащим голосом спросила я. – Мне нужны деньги фирмы и пропавшие документы. Очень нужны.

– Сделаем все возможное.

Я ничего не сказала ему о Марго.

Во-первых, пришлось бы расколоться о наших отношениях. А во-вторых, как я поняла, она и сама ничего не знала о его теперешнем местонахождении.

Если бы я увидела Стаса, то первый вопрос мой был бы все-таки не о деньгах и документах. КАК ОН МОГ ТАК ПОСТУПИТЬ СО МНОЙ? КАК?

Следователь ушел, оставив мне визитку и прибавив, чтобы я звонила ему, если что-нибудь вспомню…

ГЛАВА 4

После работы я зашла в супермаркет, где обычно отоваривалась. Холодильник пуст, нужно купить еду. Я купила свиные отбивные, филе форели и килограмм апельсинов.

Моя машина стояла за углом. Я пересекла дорогу и резко остановилась. Меня чуть не сбил с ног черный джип. Разъездились тут, воскликнула я в духе бабулек из подъезда, проклинавших лихачей на иномарках.

Но больше ничего я не успела. Дверца джипа открылась, кто-то грубо втянул меня внутрь. Я только охнула: от неожиданности мои руки разжались, и пакет со свиными отбивными и рыбным филе шлепнулся на асфальт, а дамская сумка и пакет с апельсинами упали на пол салона. Я инстинктивно хотела нагнуться за ними, но не могла даже пошевелиться.

В салоне сидели трое. Один за рулем, двое сзади. Я словно распята между ними, как тушка цыпленка гриль на вертеле.

– Тихо! – приказал мне тот, кто сидел за рулем. – Только не надо кричать. Пожалуйста…

Этот ледяной тон парализовал меня: слова застряли в горле, я часто-часто закивала головой.

Джип тронулся с места. Первый шок понемногу проходил, я повертела головой, пытаясь угадать: куда мы едем.

– Куда мы едем?

– Лучше молчать, – сказал водитель.

Проплутав час по московским улицам, машина остановилась около двенадцатиэтажного дома. Резкий толчок, и вот уже мне приказывают выходить – тихо, без паники. Если вздумаю бежать, мне будет плохо, очень плохо… Слова бубнятся монотонно, без пауз, на одном дыхании, и я думаю, что сейчас я все узнаю или, наоборот, еще больше запутаюсь в догадках и предположениях.

Я ковыляю на шпильках в сопровождении почетного эскорта. Один мужчина впереди, другой – рядом, третий – сзади. Меня сопровождают как царственную особу королевской крови, и я стараюсь ничем не выдать панического страха.

Мы поднимаемся на лифте на пятый этаж. Выходим. Останавливаемся около квартиры с латунной табличкой двадцать три. Дверь распахивается, меня вталкивают внутрь.

Встретивший меня мужчина мне незнаком. Среднего роста, светлые волосы, лет сорок пять. Лицо широкое, скуластое, рот похож на щель, вырезанную в дереве острым перочинным ножиком. В первый момент, когда мои мысли стали только-только приходить

в порядок, я не понимала, хорошо или плохо то, что я его не знаю, говорить или все-таки лучше промолчать, как меня предупреждали. Но не успеваю ничего сказать, как мужчина кивает головой.

– В комнату.

В комнате меня связывают веревками. Я даже не сопротивляюсь, потому что понимаю полную безнадежность моих попыток. Вся комната нашпигована моими спутниками. Они стоят как молчаливые стражи около дверей и окна. Я – посередине комнаты, а напротив меня человек с такими светлыми глазами, как будто бы вместо них – сосульки.

– Я надеюсь, Валерия Михайловна, что вы – человек благоразумный, – начинает Сосулька. – И понимаете, что в вашем положении… – Он многозначительно замолкает.

Я вопросительно смотрю на него. Недолгая пауза, чтобы я в полной мере могла оценить изящный тактический ход, и беседа продолжается.

– Вам, конечно, знакомо имя Рысева.

Я напрягаюсь.

– Да, – вопреки моему желанию голос звучит слабо.

– Вы были его очень хорошей знакомой.

Я молчу.

Им все известно и так. Они просто тянут время. Лучшая тактика ведения переговоров с противником – это делать неожиданные ходы и сбивать его с толку. А лучший ответ жертвы – полная и тотальная невозмутимость. Ничто так не действует на нервы палачу, как хладнокровие. Это проверено опытом.

Я вздернула подбородок выше.

Человек с ледяными глазами смотрит на меня в упор.

– Вы, наверное, знаете о существовании компромата на Хатонцева, который хранился у Рысева. И который… – Снова пауза. Да ему в театре выступать, мелькает совсем уж не к месту в моей голове, во МХАТе или в шекспировском «Глобусе». Здесь его потуг никто не оценит по достоинству… – хранится у вас.

Концовка была уж совсем неожиданная, и поэтому я поперхнулась.

– У меня?

– Да. У вас.

– Но… – Я издаю нервный смешок. – У меня ничего нет. К тому же фамилия Хатонцев мне ни о чем не говорит. Александр Степанович оберегал меня от своих дел, не давал сложной и разветвленной паутине под названием «бизнес» опутать наши отношения. У него все было четко разложено по полочкам и на полочке «Лера Тураева» не было никакого Хатонцева, компромата и сволочных разборок. Это, как говорится, из другой оперы.

Но вряд ли мне поверили…

– У меня правда ничего нет. – Я смотрю на Сосульку в упор и повторяю: – Рысев не посвящал меня в свои бизнес-проекты.

Наступает молчание. Но такое свинцово-тяжелое, что мне становится не по себе. Ясное дело, мне не верят. И убедить бандюхаев очень сложно…

Сосулька подходит ко мне ближе и наклоняется к уху.

– Может, все-таки вспомнишь?

Это «ты» не предвещает ничего хорошего, и я это прекрасно понимаю. Внутри все сжимается, но я держусь изо всех сил. Показать свою слабость – самое последнее дело.

– Мне нечего вспоминать, – дерзко говорю я. Постепенно шок проходит, и меня охватывает злость на ублюдков, которые накинулись на меня вчетвером.