Телохранитель моего мужа
Шрифт:
Он отключает телефон. Смотрит на меня долго.
— Проголодалась? Сейчас что-нибудь придумаем.
— Вета — единственное, что у меня осталось из прошлого. Светлое пятно, что ли. Я никогда в ней не сомневалась.
— Скажем так: я не верю в совпадения. Только в закономерность последовательных действий. Никто не собирается вешать на неё несуществующие грехи. Но если она как-то связана с той машиной, что гналась за нами, я хотел бы знать. А то ли она была небрежна, то ли согласилась, чтобы за ней следили, — не важно по какой причине — роли
Я не хочу с ним спорить. Такие споры ни к чему не приводят. У каждого из нас — свои аргументы. Но мне не хочется думать, что Вета — предатель. Не соединяется это у меня никак в голове. Если бы она хотела меня продать, ей достаточно было рассказать Алексею о моих ночных похождениях. Она единственная знала.
— Это безумно тяжело — подозревать, — всё же говорю, не в силах держать в себе то, что разрывает душу на части.
— А ты и не подозревай, — возится Артём у плиты. — Оставь это мне. Я буду подозревать, а тебе не нужно. Может, всё не так печально, как кажется. А с точностью до наоборот.
Он успокаивает меня. Сам так не думает — я это прекрасно понимаю.
Мне хочется покоя. Избавиться от страха, но когда разевает чёрный рот неизвестность, ничего не изменится.
Я смотрю, как Артём жарит мясо. Рот наполняется слюной — я голодна. А на улице — ночь. И мы здесь, в чужой квартире, висим на ниточке, что готова порваться в любой момент. Лопнуть или кто-то жесткий перережет её не дрогнувшей рукой. Но это будет не сейчас. Позже. Сегодня — передышка.
Не знаю, как я это поняла. Но больше никто не будет скрестись в дверь или примеряться ключами, пока Артём со мной.
Он режет хлеб — душистый, с хрустящей корочкой. Наверное, принёс с собой. Мясо с луком и специями пахнет так, что можно проглотить язык.
Мне немного стыдно: рядом с Алексеем я превратилась не просто в грушу для тренировки его кулаков, но и в избалованную бабёнку. Я давно ничего не готовлю — есть кухарка. Не убираю — есть домработница. Особенности клетки: животное должно быть сыто, свежая подстилка застелена. И, кажется, я привыкла жить в неволе. Почти не сопротивлялась. Не пыталась убежать.
И вот сейчас я не хочу назад. Малодушно думаю: может, Маркова убьют? Случайно или намеренно? И тогда всё решится само по себе.
Это какой-то горький то ли запоздалый ужин, то ли слишком ранний завтрак. Но я ем с аппетитом, будто не ела несколько лет. А может, так оно и было: я давно утратила вкус к пище, меня ничего не радовало. В последнее время единственный мой бунт — это охота на мужиков. Глупое мероприятие — я сейчас немного стыжусь того, что делала.
Мне доставляло удовольствие наставлять Алексею рога. Рано или поздно я бы попалась. И не знаю, что было бы. Может, и хорошо, что меня разоблачил именно Артём.
Он моет посуду. По движениям его я вижу: устал. Нам нужно поспать. Но прежде чем ляжем в одну постель, я хотела бы, чтобы между нами не осталось тёмных пятен. Хотя бы с моей стороны.
— Артём, — зову его и вижу, как поворачивается
Он молчит, и это придаёт мне сил.
— Я не знаю, как родилась эта идея: изменить внешность, бродить ночами, искать приключений на пятую точку. Это был какой-то спонтанный всплеск. Я попросила Вету мне помочь. Я не могла выходить из дома в… боевой ипостаси. Я пользовалась вещами и образом кухарки. Уходила через чёрный ход. В общем, конспирация. В некотором роде.
Артём вытирает руки полотенцем и садится рядом. Берёт мои ладони в свои.
Если я скажу, что мне всё это не важно, я совру. Любой бы солгал, потому что никогда не всё равно. Ну, если это не просто развлекалово.
— В тот день ни один из нас не мог знать, чем всё закончится, — возражаю, всё так же не поднимая глаз. — По теории вероятности мы больше никогда не должны были встретиться. А если бы случайно столкнулись, ты не должен был меня узнать.
— Какая теперь разница, почему теория вероятности перестаёт действовать? Почему твоя попытка номер пять провалилась?
Он пытается шутить, и я слабо улыбаюсь.
— Четыре. Ты бы четвёртым.
— Я повысил свой ранг до первого, и не собираюсь никому отдавать первенство, — он продолжает шутить. А может, говорит серьёзно, но сейчас это не имеет значения, пока мы связаны поневоле из-за Алексея.
Я ему не возражаю. Мне нравится, что он пробрался на самую высокую ступень. Пока возможно, пусть будет так.
Артём хочет что-то сказать ещё, но у него вибрирует телефон. Он отвечает. А я наконец могу поднять глаза. Кто может звонить ему так поздно?
Он молча выслушивает, что ему говорят и не сводит с меня глаз. Мне становится неуютно и тревожно от его пристального взгляда.
— Нам нужно уйти, Рина, — говорит он, и я холодею. На меня нападает какой-то ступор, с места не могу сдвинуться. А он хватает наши вещи и тянет меня на выход. Я босая. Растрёпанная. На мне футболка и домашние штаны.
Я дезориентированная, Артём — собранный. Мне остаётся лишь следить, насколько чёткие и выверенные его движения.
Он запирает квартиру и тянет меня наверх, на последний этаж. Знаками показывает, чтобы я обулась, накидывает мне на плечи куртку и выводит на крышу.
Здесь ветер и сыро. Кажется, скоро будет дождь.
— Нам нужно спуститься по пожарной лестнице вниз, — говорит он мне. — Не бойся. Только ничего не бойся.
Я вижу, как одним чётким движением он достаёт пистолет и деловито проверяет, всё ли на месте. Щёлкает затвор.
Я не знаю, смогу ли. Но в Артёме столько уверенности и силы, что я не смею истерить и плакать, рассказывать, что я слабая и вряд ли у меня получится. Он идёт первым. Подаёт мне руку. И я начинаю долгое путешествие вниз. На деревянных ногах. С пальцами, что вмиг леденеют, прикасаясь к холодному металлу.