Телохранитель. Мы под запретом

Орлова Юлианна

—Дай свой телефон, — грубо приказывает, и я подскакиваю на месте, не сазу соображая, где мои вещи. Но они тут же…Женя сам достает сумку, выуживает телефон, вводит мой пароль и застывает, приложив кулак ко рту. Затем набирает что-то, но мне не показывает.

—Что? Женя?

Но он молчит, телефон блокирует и кладет к себе в карман, а ко мне подходит как на шарнирах, цепляя лицо за подбородок двумя пальцами.

—Слушай меня внимательно. Слушай и запоминай. Ты будешь в безопасности, что бы ни случилось вокруг с другими или со мной. Всегда. Ты всегда

неприкосновенна. Поняла? — упирается лбом в мой и глаза прикрывает как от боли, словно эта яркая вспышка сейчас его ослепляет, но он очень старается выгрести.

—Я не понимаю, Женя…давай я сейчас сама с братом поговорю, с папой, все выясним и без скандалов. Давай, Женя? Я люблю тебя, — сиплю, но он отрицательно машет головой и прикладывается горячими губами к моим.

Это похоже на ожог, так горит сейчас все внутри, испепеляя в крошку.

Слезы брызжут из глаз, я цепляюсь за руки Жени, но он отводит их в сторону, делая шаг назад.

—Твой брат отвезет тебя домой. Сейчас, — произносит мертвым голосом. На меня не смотрит, только в резких движениях читается что-то страшное.

Что-то, сулящее непредсказуемый конец.

Я перестаю дышать.

—Женя?

—Света, я прошу тебя верить мне и сейчас поехать домой с братом. Немедленно, — рубит он, бросая на меня острый взгляд, пронзающий в самое сердце.

На деревянных ногах я хватаю свою сумку. Обуваюсь молча, слезы так и льются по щекам. Совсем ничего не понимаю. Вообще ничего.

—Я не понимаю, что происходит, — говорю скуля.

—Света, — звучит грозно, и я киваю, чувствуя, как от этого голоса по телу начинает скользить ужас. — Все остальное позже, — звучит напоследок от Жени, а потом он снова всматривается в мой телефон и по лицу скользит судорога нечитаемой эмоции.

За ручку цепляюсь как за спасательный круг, выходить не спешу, все медлю, рассматривая напряженную фигуру мужчины, которому я подарила свое сердце.

Что-то происходит, и я понятия не имею что.

—Света, тебя ждут, — Женя поворачивается ко мне, и я срываюсь к нему в объятия, сжимая так крепко за шею, что мне самой больно. Носом утыкаюсь в плечо и дышу рвано, словно меня душат.

—Женя…

—Я прошу тебя, малыш, так надо, послушай меня и делай как я прошу, — он обхватывает меня за талию и сжимает даже сильнее, чем я его.

Что-то настойчиво долбит мне в висок, что мы сейчас прощаемся, но я очень стараюсь гнать противное ощущение поганой метлой.

Он отрывает меня от себя первый, а я маленькими шажочками иду в сторону лестницы, но каждый шаг словно удар под дых.

Мне больнее с каждым новым движением.

Когда квартира Жени остается позади, внутри разрастается бездна, кровоточащая, приносящая адские мучения.

Брат ждет меня у самого подъезда, за руку хватает и тут же тянет в сторону машины.

—Не хватай меня!— визжу, стараясь вырваться, но он лишь сильнее волочит меня к парковке.

Я сейчас в бешенстве, во мне кипит настолько сильный гнев, что я взорвусь буквально в считанные секунды.

—Я в шаге от того, чтобы к ебеням

взорваться, так что не зли меня, Света!

—Да как ты смеешь?! — останавливаюсь, с силой вырывая из крепкого захвата свою кисть. —Ты не дорос еще мне указывать, ясно тебе? Ты не имеешь никакого права вмешиваться в мою личную жизнь! Я имею право заводить отношения с тем, с кем я хочу, и никто, ни ты, ни папа мне не указ! Запомни это и прекрати вести себя как Отелло, со своей девушкой будешь так обращаться, а твоя старшая сестра.

Взгляд у Вэ темнеет, он прищуривается, а следом хватает меня за бедра и перекидывает через плечо.

Шок сковывает тело, я начинаю кричать:

—Поставь меня на место!

—Когда дело касается моей семьи, я пиздец принципиален, Света. Он запудрил тебе мозг, надавил своим авторитетом, а ты и развесила уши. Ребёнок ты еще. И из нас двоих я больше похожу на старшего, уж прости. И да, когда дело касается безопасности, твой инстинкт самосохранения где-то в пиздецах. Ну что ж, за этим буду следить я.

Начинает мутить, а когда Вэ закидывает меня в машину, я не сразу могу скоординировать движения, отчего тошнота усиливается. Хватаюсь за спинку пассажирского сидения и опускаю голову. Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов.

До дома едем молча, мурашки по коже скачут табуном. Дорога кажется бесконечной, но стоит нам приехать, из машины я выходить не хочу.

Из нее меня вытаскивает Вэ.

—Я могу взять тебя на руки.

—Катись к черту, — грубо обрубаю его и выхожу сама, плетусь в дом, где точно никто не спит и застаю отца с бутылкой коньяка перед собой. Атмосфера сгущается, негативные фибры чувствуются кожей. Я глотаю вязкую слюну и рассматриваю сгорбленную фигуру отца.

Он в разрушающей все вокруг панике.

—Как давно? — отец, очевидно, слышит мои тяжелые шаги и задает вопрос, даже не взглянув в лицо.

Меня обдает холодом, затем бросает в кипящий чан.

—Какая разница? Я люблю его и мне все равно, что ты на это скажешь.

Бутылка с коньяком летит на пол, разлетается на осколки, жидкость заливает белоснежный ковер.

Все уродуется за секунды, а я жадно рассматриваю желтые пятна на белом полотне. Сердце пропускает удар, и снова несется вперед как на ралли.

—Этого не будет. Я все сказал, — он опаляет меня грозным взглядом, уничижительным, в нем плещется адская смесь. Эмоционально меня подбрасывает.

—Папа, я все равно буду с Женей, что бы ни случилось. Всегда, даже если ты будешь против. Он любит меня, а я его, — впервые я повышаю голос на отца, впервые у нас разрастается скандал, и я не собираюсь смягчать углы.

—Ничерта подобного не будет. Ни за что на свете! И если он тебя так любит, где же этот зассавший кусок дерьма, и почему ты тут одна за все отвечаешь? А? Где он? Дочка, где, блять, твой телохранитель? Почему он как мужик не пришел и не сказал мне, что он любит тебя? — отец рывком поднимается, подходит ко мне и обхватывает мое заплывшее слезами лицо. —Где эта сука? Я буду его душить голыми руками.