Телохранитель
Шрифт:
— Должно быть, после этого я буду иметь право на продвижение, босс. — Он неожиданно рассмеялся.
Когда Джордж повесил трубку, Ким, отскочив от двери спальни, прошла на кухню, открыла дверцу холодильника и заглянула внутрь якобы для того, чтобы достать что-нибудь перекусить.
При виде ее Джордж замер, неустойчиво балансируя на своих костылях.
— Ким? Когда ты явилась?
Она подняла на него глаза:
— Привет, солнышко. Только что, и я умираю от голода.
Джордж молча смотрел на нее.
— Думаю, придется выбежать и купить несколько
— Но ведь у нас есть еще немного этого чудесного печенья, которое ты так любишь…
Ким хмуро оглядывала содержимое холодильника.
— Нет, сейчас мне хочется именно пончиков.
В круглосуточно работающей кондитерской «Пончики с глазурью» был платный телефон-автомат — она могла позвонить оттуда Тротта и передать только что отпечатавшуюся в ее мозгу информацию о Шоне и Эмили О'Делл, а также о петиции, поданной в суд, о намерении сменить фамилию и о Колорадо. Ким понимала, какое значение этот звонок будет иметь для Алессандры Ламонт, но могла думать только о том, что Майкл Тротта обещал сделать с ней, если она что-то утаит от него. В том, что Тротта непременно узнает о ее предательстве, Ким не сомневалась — он всегда и все узнавал.
С трудом, опираясь на костыли, Джордж дошел до кухонного стола и сел с таким видом, будто у него снова страшно разболелась нога.
— Значит, ты собираешься выйти под дождь ради пончика?
Ким захлопнула дверцу холодильника.
— А что, тебе тоже купить?
— Нет, — ответил он тихо.
Джордж сидел, уставившись в столешницу, а когда поднял глаза, Ким была готова поклясться, что он с трудом удерживает слезы.
Разумеется, Джордж не мог знать, что она подслушала его разговор с его бывшей женой, в которую он все еще был влюблен и с которой говорил, как только представлялась возможность. Негодяй! Он заслуживал, чтобы его предали. Или все-таки нет?
— Ты и оглянуться не успеешь, как я вернусь. — Ким поспешила к стенному шкафу за дождевиком, взяла ключи со стола, открыла дверь и вышла из дома.
Лестница с четвертого этажа, где располагалась квартира Джорджа, была ярко освещена; сквозь окна просвечивала мокрая от дождя мостовая. Направляясь к телефону-автомату, Ким оглянулась. Она увидела темный силуэт на фоне окна: Джордж поднял руку, и это можно было понять как поощрение, но она тотчас же отвернулась, подняв повыше воротник своего плаща и стянув его вокруг шеи, притворяясь, что ей все равно…
Алессандра проснулась, но веки ее были плотно сжаты — ей хотелось отдалить встречу с реальностью насколько возможно.
Гарри не мог оказаться рядом с ней, но, пока ее глаза были закрыты, она грезила о том, что он еще здесь.
Наконец она прислушалась. В квартире было тихо. В ванной не слышно плеска воды, из кухни не доносится шум закипающего чайника…
Алессандра открыла глаза. Увы, чуда не случилось. Гарри ушел. Он не оставил ни записки, ни других признаков того, что был здесь. Алессандра ощущала только легкое жжение в области подбородка, там, где Гарри прикасался небритой щекой. И еще с ней оставался свойственный
Она погибла. Если после такой ночи он мог ее покинуть, это значило, что она погибла навсегда. Скоро Гарри уедет в Нью-Йорк и уже не вернется.
Не в силах сдержать слез, Алессандра встала под душ. Потом она вытерлась махровым полотенцем, желая лишь, чтобы с такой же легкостью можно было стереть из ее памяти воспоминания об этой ночи.
Гарри точно угадал момент, когда Алессандра заметила его. Она приближалась к перекрестку Галч и Главной улицы, и тут он поравнялся с ней.
Она затормозила свой фургон перед офисом «Веселых горничных». Следующей ее остановкой было приземистое здание на Киллингуорт-лейн.
Она долго стояла, будто ждала, что он приблизится к ней, но Гарри не мог двинуться с места — это означало бы признание того, что он следит за ней. Да и что он мог ей сказать? Поблагодарить за еще одну восхитительную ночь в его жизни?
Оглянувшись на его машину, Алессандра наконец взяла коробку со всем необходимым для работы, подошла к парадной двери и скрылась внутри. Прошло не менее полутора часов, прежде чем она появилась снова и нерешительно посмотрела на него, будто надеялась, что он выйдет из машины, подойдет к ней, заговорит. Но Гарри не сделал этого.
По тому, как Алессандра садилась в машину, и по тому, как, резко рванув с места, выехала на улицу, он понял, что она взбешена.
Ее следующая остановка была прямо за углом. На этот раз, вместо того чтобы забрать корзину с необходимыми принадлежностями из машины, она вышла и направилась в его сторону.
Ах, черт возьми!
— Ты делаешь вид, что вчерашней ночи не было?
Слова звучали резко, как пощечина, а когда она заглянула в открытое окно его машины, лицо ее показалось ему напряженным.
— Значит, мы вернулись к так называемым нормальным отношениям? Ты держишься от меня на расстоянии и не хочешь со мной разговаривать, если не считать тех случаев, когда ты трахаешь меня?
Последние слова Алессандра произнесла шепотом. Она выглядела такой несчастной и растерянной, что Гарри закрыл глаза, лишь бы не видеть этого. Он знал, что ему не следовало оставаться у нее прошлой ночью. Он совершил ужасную ошибку.
— Послушай, ты ведь сама попросила меня…
Он решительно не мог уехать. Вся его воля куда-то исчезала, как только речь заходила об этой женщине.
— Значит, ты собираешься колесить за мной по всему городу до понедельника, а потом удрать? — спросила Алессандра; в глазах ее Гарри увидел слезы и надежду, будто она опасалась услышать его.
В течение всего пути сюда его преследовала мысль о необходимости заполнить страшную пустоту, вызванную гибелью Кевина, излечить страшный ожог, все еще болевший у него внутри и гнавший его преследовать Майкла Тротта. Но сможет ли он объяснить ей все это? Вряд ли она поймет. Да и никто бы не понял. Он и сам не понимал, почему это так важно.