Телохранитель
Шрифт:
На этот раз Алессандра его не осуждала — она не отняла руки.
— И что же ты собираешься делать?
— У меня не складываются отношения с людьми — вот в чем вся сложность.
— Мне ничего не известно об этом.
— Господи! Да взять хотя бы Соню. Весь мой брак был сплошным фарсом. До самого рождения Эмили я так и не знал, чья она дочь. Потом мы провели тесты и убедились, что моя. Соня считала, что виноват я: ей нужна была забота, которую я не мог ей дать. Не знаю, в чем тут дело, но и теперь каждый раз, когда я пытаюсь установить с кем-нибудь близкие отношения, все лопается как мыльный
— Но может быть, все наоборот — у тебя есть талант устанавливать отношения, а у Сони не было, — предположила Алессандра, — или ты был виноват в этом только отчасти. Как показывает мой собственный опыт, укрепить отношения, прыгая в постель с первым попавшимся партнером, едва ли возможно.
— Теперь у меня такое ощущение, будто я распутываю сложный клубок непонимания и обид, — вздохнул Гарри. Никогда прежде он ни с кем не говорил об этом.
— Однажды ты заметил, что, возможно, наступило время избавиться от Алессандры Ламонт. В ответ я могу сказать тебе, что пришло время позволить Гарри О'Деллу отпустить поводья.
В ответ Гарри только покачал головой — он вовсе не был уверен, что она права.
— Что же ты собираешься делать? — опять спросила Алессандра. — Чего ты хочешь? Это твоя жизнь, твой выбор. Есть только две возможности — остаться или уйти. Но если ты собрался уйти, то сделай мне одолжение, уходи теперь же.
Гарри посмотрел на нее: волосы падали ей на глаза, на лице не было даже и намека на косметику. Ее просторная майка с короткими рукавами скрывала тело, джинсы были куплены на распродаже по дешевке. Но все это ерунда. Главное — она не хотела отпускать его. Он мог судить об этом по тому, как Алессандра держала голову, с каким независимым видом был вздернут ее подбородок. Он и сам хотел, чтобы ей была небезразлична его судьба и жизнь, уж это-то ему было точно известно.
— Я хочу остаться, — сказал Гарри. — Можно?
— Думаю, он наконец уснул — Алессандра вздохнула. — Сперва он принял душ, побрился, и я заставила его поесть. Он хотел пойти прямо сегодня поговорить с Шоном, но я сказала, что до завтра вы не уедете в Денвер. Думаю, Гарри не спал всю неделю, а возможно, и больше. Откровенно говоря, он выглядит ужасно. Я убедила его, что так он может насмерть напугать Шона. Надеюсь, утром его вид будет получше.
Мардж на другом конце линии все еще молчала.
— Мы проговорили примерно пять часов, — добавила Алессандра. — Он понимает, что Шону нужно больше чем извинение. Возможно, у вас есть на примете психоаналитик, к которому Шон мог бы пойти вместе с Гарри и при этом не чувствовать себя неловко…
— Не уверена, что Шон бросится к нему с распростертыми объятиями, — сказала наконец Мардж. — Но я позабочусь о том, чтобы утром он был дома. Благослови вас Господь, Алессандра. Вы сможете доставить сюда Гарри к десяти утра?
— Думаю, тут моих усилий не потребуется — Гарри сам хочет жить с вами вместе.
— О, слава Богу! — Голос Мардж задрожал от слез. — Благодарю вас. Вы оказались для него хорошим и надежным другом.
Хороший друг. Когда Алессандра
Она принесла одежду Гарри на кухню и повесила сушить, потом в ванной надела пижаму, умылась и почистила зубы. Алессандра двигалась тихо, боялась потревожить своего усталого гостя.
Однако избежать этого так и не удалось.
Гарри задвигался, будто насильно заставляя себя проснуться, — должно быть, он прислушивался к ее шагам и ждал.
— Можно мне обнять тебя?
Его слова, произнесенные еще накануне, звенели в ее ушах. Хорошо ли это? Разумно ли? Ответ был ей ясен — нет. Но иногда правильный поступок бывает неразумным.
Она скользнула в постель и легла рядом с ним — ей отчаянно нужно было почувствовать его руки на своем теле.
Он прижал ее к себе, и она услышала его вздох. Потом, не сказав больше ни слова, Гарри уснул.
А Алессандра лежала в темноте, испытывая огромную любовь к нему и одновременно понимая, что это самая неразумная вещь, на которую она когда-либо решалась.
Глава 20
Господи, почему он здесь? Гарри лежал, зарывшись лицом в волосы Алессандры; их ноги переплелись, яркий свет раннего утра освещал сплетенные тела, отбрасывая блики от стен спальни.
Какого черта он здесь делает?
И тут Гарри вспомнил. Он пришел к ней вчера вечером, чувствуя себя совершенной развалиной и неудачником. Алессандра впустила его, накормила, заставила принять душ, а потом позволила ему ныть и изливаться в течение долгих часов. Она слушала его, задавала вопросы и помогла ему сделать выбор, разработать план новой жизни, даже позволила лечь с ней в постель, когда он попросил об этом. Она сделала это, хотя ничем не была ему обязана, если не считать того, что он переспал с ней.
Алессандра пошевелилась, повернулась к нему, открыла глаза и… Она никак не ожидала увидеть его здесь.
— Привет, — сказал Гарри, выбрав самое умное и подходящее слово из своего лексикона.
На Алессандре была та самая шелковистая пижама, которая так ей нравилась. Его рука скользнула между курткой и штанами, и он ощутил, какая гладкая у нее спина. Они были так близко друг к другу, что он видел веснушки, тут и там рассеянные у нее по щекам и носу; они всегда казались ему очаровательными. Сердце его на мгновение остановилось от восторга: она была близка к совершенству настолько, насколько быть возможно.
Алессандра несколько мгновений смотрела ему в глаза, будто пыталась что-то разгадать в нем, потом покачала головой.
— Гарри, я не хочу…
Он поцеловал ее, не желая слышать продолжение. Она сопротивлялась долю секунды, прежде чем он почувствовал, как ее тело тает в его объятиях. Он поцеловал Алессандру еще крепче и окончательно преодолел ее сопротивление.
С его стороны было нескромно срывать с нее фланелевую пижаму, но он хотел почувствовать все ее тело, его нежность и гладкость. Не правильно было прикасаться к ней так, как он это делал, и ласкать, как он ее ласкал, целовать все более страстно и оказаться в ней в одно мгновение, когда ее бедра раздвинулись, готовые принять его.