Телохранитель
Шрифт:
Пришлось признать, что она почти тронула меня. На секунду мне захотелось уступить искушению и сказать: «Вы правы, Эмма Леру, но это не все». Потом я вспомнил: когда речь заходит о людях, я — последователь философской школы Жан-Поля Сартра. Поэтому я просто сказал:
— Вы не можете отрицать, что моя профессия немного отличается от вашей.
Она медленно покачала головой и в отчаянии пожала плечами.
Почти час мы ехали молча. Мы пересекли Белую реку, проехали через Нелспрёйт, затем за окнами замелькал величественный ландшафт — горы, красивые виды и извилистая дорога, которая шла вверх по нагорью к Бадпласу, ко входу в Национальный парк «Хёнингклип».
Эмма позвонила по номеру, написанному на вывеске. Ответили не сразу.
— Мистер Моллер?
Очевидно, владелец подошел к телефону сам.
— Меня зовут Эмма Леру. Мне бы очень хотелось побеседовать с вами о Коби де Виллирсе. — Она помолчала, послушала, потом сказала: — Спасибо, — и отключилась. — Сейчас он кого-нибудь пришлет, и нам откроют ворота, — раздраженно пояснила она.
Десять минут мы прождали молча; наконец, из-за поворота выехал пикап. Из него выпрыгнул молодой человек, белый, косой на один глаз. Он сказал, что его зовут Септимус.
— Дядя Стеф в сарае. Следуйте за мной.
— Ах, дорогая моя, должен честно вам сказать, что он не похож на Коби, — извиняющимся тоном произнес Стеф Моллер, мультимиллионер, возвращая Эмме фотографию. Он держал ее осторожно, за уголок, чтобы не запачкать грязными пальцами.
Он стоял в большом сарае из рифленого железа рядом с трактором, который он чинил, когда мы вошли. Повсюду валялись инструменты, запчасти, катушки, банки, стальные уголки, стояли козлы, банки с краской, кисти, кофейные кружки, пустые бутылки из-под кока-колы, старые покрышки, тарелка с хлебными крошками. Пахло дизельным топливом и люцерной. Самый обычный сарай, но что-то было не так. Мое подсознание смутно забеспокоилось. Возможно, дело было в контрасте между нашими ожиданиями и действительностью. Застиранные футболка и джинсы Моллера были в пятнах бензина. На вид ему было лет шестьдесят; он был высокий и почти совершенно лысый. Сильные руки рабочего. Глаза за стеклами очков в золотой оправе казались огромными и часто-часто мигали. Он говорил ужасно медленно — как вода капает из крана. Он не был похож на богатого человека.
Эмма без звука взяла фотографию. Она не могла скрыть разочарования. С самого начала день не задался.
— Мне очень жаль, — искренне произнес Моллер.
— Ничего, — ответила Эмма, хотя сама так не думала.
Итак, мы стояли в полутемном сарае и молчали. Цинковая крыша потрескивала на жаре. Моллер мигал, переводя взгляд с меня на Эмму и обратно.
Наконец, она нехотя спросила:
— Мистер Моллер, сколько времени он у вас работал?
— Называйте меня просто Стеф, дорогая. — Он помолчал, как будто принимал важное решение. — Наверное, нам стоит чего-нибудь выпить. — Он показал грязным пальцем в сторону жилого дома.
Мы вышли, и я никак не мог отделаться от чувства, что только что увидел что-то важное.
Дом был какой-то безликий — белый, под выгоревшей и проржавевшей железной крышей. Судя по стилю, его построили в безликие семидесятые годы, а позже подремонтировали. Мы сидели на веранде, сложенной из отесанных бетонных блоков. Я вволю поел билтона [4] из большой миски и выпил три стакана кока-колы. Моллер сам принес угощение и извинился:
— Сейчас здесь только
4
Билтон — вяленое мясо.
— Не против, — ответила Эмма.
Говоря, он обращался к Эмме. Я сразу заметил, что, несмотря на его застенчивость, она ему нравится.
Моллер сказал, что хорошо помнит Коби де Виллирса.
— Он объявился у меня в девяносто четвертом — кажется, в марте, на старом пикапе «Ниссан-1400». — Моллер говорил медленно и неспешно, как человек, который диктует письмо малограмотной секретарше. — В те дни я еще не запирал ворота. Он пришел и попросился на работу.
Когда Моллер подошел к двери, то увидел молодого человека с бейсболкой в руке, который сказал:
— Я слыхал, вы создаете заповедник. — Он назвал Моллера oom — дядюшка, употребив самое вежливое обращение к старшим на африкаансе.
Моллер подтвердил: да, так оно и есть.
— Тогда мне бы очень хотелось у вас поработать.
— У нас в стране много заповедников, и рабочие руки нужны везде…
— Везде требуются гиды, которые возят туристов на фотосафари. Такой ерундой я заниматься не хочу. Я хочу работать с животными. Кроме этого я ничего не умею делать. А вы, как мне говорили, не очень жалуете туристов.
В Кобусе что-то такое было — какая-то целеустремленность и сильная убежденность. Это понравилось Моллеру. Он пригласил его в дом и попросил рекомендаций.
— Извините, нет у меня рекомендаций. Но у меня есть руки, которые умеют делать все, и вы можете спросить меня что угодно об охране природы. Все, что угодно!
Моллер спросил, стоит ли посадить в заповеднике пальмы илала.
— Нет.
— Почему? Листья — хороший корм. Кроме того, и крыланы, и слоны, и бабуины любят плоды пальмы…
— Все верно, но илала — дерево Лоувельда. А здесь для них высоковато.
— А как насчет тамботи?
— Тамботи можно. Здесь их ареал. Сажайте рощи по берегам рек, они любят воду.
— Подходят ли тамботи для пернатых и крупной дичи?
— Да. Цесарки и турачи питаются его плодами, а винторогие антилопы и антилопы ньяла любят опавшую листву.
— Еще из тамботи получаются хорошие дрова, — заметил Моллер: он решил устроить Коби последнее испытание.
— Да, только не надо жарить на них мясо. Древесина выделяет ядовитые испарения, которые могут вызвать рвоту.
Моллер понял, что молодой человек говорит правду. В ту ночь Коби де Виллирс поселился в отремонтированном домике для рабочих и целых три года работал усерднее всех, кого когда-либо нанимал Стеф Моллер — с рассвета до заката, семь дней в неделю.
— О природе он знал почти все. Я многому учился у него. Многому!
— Он когда-нибудь рассказывал о своем прошлом? Например, он не говорил, откуда у него такие познания?
— Ах, дорогая моя… — Стеф Моллер снял очки и начал протирать линзы грязной футболкой. Без толстых линз его светло-голубые глаза казались беззащитными. — Ах, посетители! — Он снова надел очки. — Они приходят сюда, но им неинтересно узнать, как мы лечим землю. Они задают другие вопросы. Откуда я родом? Как я заработал деньги? Мне не нравятся такие вопросы. Нельзя судить человека по тому, сколько ошибок он совершил в жизни; его следует судить по тому, как он научился на своих ошибках. — Он замолчал, давая понять, что ответил на ее вопрос.