Телохранительница его темнейшества
Шрифт:
– Можно? – спросил незнакомый мужской голос от порога.
– Нельзя! – ответили мы хором. – Мальчикам не положено! Приказ ректора висит в рамочке на двери!
– Спасибо, я прочитал. Но там ничего не сказано о кураторах вашей группы.
– Ой… – сказали мы хором.
Через пять секунд мы были уже одеты, умыты, накрашены и исподтишка рассматривали гостя, а Зулия, надо сказать, бесстыдно таращилась во все глаза.
Тут было на что посмотреть.
Былинный богатырь, чудом затесавшийся в демонические ряды. Кудрявые русые волосы до плеч,
Куратора звали Грид Сайк. И пришел он не только познакомиться, это он мог спокойно сделать днем на строительно-отделочных работах, а помочь нам с переездом. Немедленным. Ректорат, видите ли, обеспокоен очередями мальчиков к дверям нашей комнаты.
Нас переселили в заброшенный донжон позади корпуса общежития. До сих пор эта башня была самой высокой из строений древней крепости, где располагалась Академия Тьмы. Она насчитывала три этажа с неимоверно высокими потолками, чердак и подвал.
Первый этаж, где располагалась кастелянша вместе со всем своим хозяйством, начинался на уровне нормального второго. К бронированной двери, находившейся на высоте в два человеческих роста, вела приставная магическая лестница, исчезавшая и появлявшаяся минута в минуту с началом и окончанием «комендантского часа», то есть ее в помине не было с одиннадцати вечера до семи утра.
Огромный второй этаж пустовал.
Наши комнаты оказались на третьем, спешно переоборудованном под жилой. Три спальни, ванная и общий зал с диванчиками и камином. По сравнению с прежней казармой – настоящие хоромы, если бы еще не бегать по узким винтовым лестницам каждый день вверх-вниз.
Зато никто не заберется. Так нам казалось.
Сутки мы наслаждались спокойствием и комфортом. Потом началась осада.
С утра вход осаждали ставшие неожиданно чистоплотными адепты с пачками белья под мышками. Пока одни отвлекали кастеляншу Кикирусю – дряхлую ведьму, ругавшуюся на пяти древних и двух современных языках, другие умудрялись прошмыгнуть на лестницу и погладить ждавшую там Шу.
Крышу облюбовали старшекурсники для вечерних летных тренировок. Полеты не прекращались ночи напролет.
После первой же попытки пробраться к нам через каминную трубу, магистры ее перекрыли наглухо.
Кикируся допускала к нам только Тая на правах однокланника, помолвленного с Мирандой, да и то им, как арестантам, дозволялось видеться лишь в присутствии надзирательницы, потому Тай мог только мяться и вздыхать нечленораздельно. Зато тортики и пирожные не забывал приносить.
Миранда таяла, а мы с Зулией скрежетали зубами. И через пять минут после его появления сбегали, задерживаясь только для того, чтобы схавать сладкого на халяву. Если бы не эти взятки, мы бы убили воздыхателя в первый же вечер за занудство и подняли бы. Разницы никакой,
Остальные вздыхали вокруг башни.
– Девочки, а вам не кажется это странным? – спросила я, наблюдая, как очередной взломщик, спустившись на веревке, пытается подобрать заклинание-отмычку к магической решетке на балконной двери. – Неужели все начинающие темные маги пьют по-черному? А к концу учебы они все уже законченные алкаши?
– Что-то подозрительно это все, – отозвалась Миранда. – Надо спросить у Тая.
Ясно одно: вся эта шумиха и массовое паломничество к Шу кем-то организованы. Но избавиться от зверька, точнее, зверюги, выросшей с ковер два на два метра, было уже невозможно, как выбросить на улицу любимого котенка.
К началу осенних занятий магистры сообразили соорудить на крыше нашей башни птичник для горгулий, а на балконе поселить цепного грифона.
Нас охраняли строже, чем султаны свои гаремы. Зулии очень льстило. Не хватало только дракона, и я поселила Шурша на пустовавшем втором этаже – для того, чтобы Кикируся не лезла к нам с воспитательными целями.
Неприступный донжон сразу получил имя: Башня трех принцесс. Зулия была в восторге.
Первые сутки.
На вторые горгульи невзлюбили грифона. Грифон – дракона. Дракон – Кикирусю. Ведьма – нас. Мы – весь мир.
Гвалт в башне сверху донизу стоял круглосуточный и оглушительный.
Горгульи непрерывно дрались то друг с другом, то с грифоном, если тот не дрался с драконом, если Шурш, снова укравший простыню – он был чистюля и любил запах мыла, как пчелы нектар, – не дрался с ведьмой, ругаясь с ней на пяти древних и двух современных языках.
Только опять усохшая до размера бороды Шу молчала, тоскливо покачиваясь на абажуре люстры.
Какие уж тут занятия! Голова гудела днем и ночью, мы зверски не высыпались и наверстывали на лекциях. За что и получили все трое по замечанию в личное дело. Еще парочка таких записей, и нас ждут более крупные неприятности, чем горгульи.
– Чтоб эти твари все сдохли! – Зулия накрыла голову подушкой.
– Кроме Шурша, – тут же сказала я, сложив пальцы в знак, отвращающий проклятие.
– Кроме Шурша, – послушно повторила островитянка. – Не могу больше!
– Девочки, давайте всех убьем! – даже Миранда стала кровожадной, хотя всхлипнула, оплакав будущих жертв. – Кроме Шурша. Это невыносимо!
– А-а-а-а! – Зулия запустила подушкой в сунувшуюся в дверь драконью морду.
Шурш рачительно прибрал дар под крыло и облизнулся на Шу. Она тут же ощетинилась, как кошка, рванула по цепи к своду. Крюк, на котором висела массивная цепь, угрожающе затрещал.
– Подушку отдай! – спохватилась Зулия.
Дракончик помотал головой и попятился.
– Простыню верни, гадоступ чешуйчатый, яйцо переношенное, мокрица огнедышащая! – донесся снизу визг кастелянши.
Шурш панически заоглядывался, втянул голову в плечи и попытался забиться в камин.