Тем, кто верит в чудо
Шрифт:
Разве заболевания, о которых я рассказал, лечатся гипнозом? И разве гипноз — как внесение в поле человека дополнительного искажения — не опасен в таких случаях?
«Чумак-Кашпировский»…
Смотреть на зал, в котором Кашпировский проводил сеансы массового гипноза и из которого велись телетрансляции, было страшно. Люди, сидя в креслах на зрительских местах, монотонно мотали поднятыми руками, крутили головами, раскачивались — с полуприкрытыми глазами, с расслабленными, опустошенными, обвяленными лицами. «Даю установку на добро!» — раздавался стальной голос гипнотизера, и от этих слов испуганно замирало сердце. Кое-кто в зале вздрагивал и снова начинал раскачиваться в кресле. «Вы здоровы!» — и снова страх,
В декабре 1999 года в программе «21-й кабинет» телеканала ТВЦ было рассказано о негативных для здоровья телезрителей последствиях таких сеансов. Кашпировский подал на телекомпанию в суд. Он утверждал, что, «авторы передачи намеренно ушли от объективного исследования» его деятельности в период 1989 — 1999 годов, «заболеваний после просмотра его телесеансов не было». Нанесенный ему моральный вред «целитель» оценил в пятьсот тысяч рублей.
Но не тут-то было. Ответчикам удалось доказать, что информация, данная в программе, истинна: подтверждена документами и мнением экспертов. Суд отказался удовлетворить иск гипнотизера [1] .
1
http://www.lenta.ru/most/2001/11/20/kashpirovsky
Уже после девятого сеанса Кашпировского медики забили тревогу. «Целителя» обязали «сыграть обратно» — снять свои установки с телеаудитории, «расколдовать» несчастных зрителей. Для таких сеансов ему выделили время в перерывах трансляций футбольных матчей — футбол смотрят все, считали в редакции спортивных программ, может быть, даже те, кто находится в гипнотическом трансе…
После этого Кашпировский больше никого по телевизору не лечил.
Но и мне дорога к телезрителям была закрыта. Оздоровительные телесеансы дискредитировали себя раз и навсегда. Насилие Кашпировского перечеркнуло мою работу — то лучшее, что делалось и могло быть сделано мною на телевидении. Когда в прессе заходил разговор о массовом телевизионном лечении, наши фамилии все чаще стали ставить рядом и писать через дефис — «Чумак-Кашпировский». В сознание людей вдалбливалось, что эти люди — два сапога пара. И то, что делал один из них, делал и другой. Их сеансы — явления одного порядка.
Но ведь это неправда… Мы не два одинаковых сапога. И дело не в том, что я — блондин, а он — брюнет. Не в том, что я улыбчив, а он хмур и суров. Не в том, что я на экране молчал, а он все время говорил. Дело в различии принципов воздействия на пациентов.
Как оказывал влияние на людей Кашпировский, я уже объяснял. Основной принцип его «лечения» — грубое, слепое, насильственное вторжение в психоэмоциональную сферу, а через нее — в энергоинформационное поле человека. Что может натворить там дядя, который ревет: «Даю установку!» — не хочется и говорить.
Про Чумака-Кашпировского сочинили анекдот. Я пишу «анекдот» в единственном числе, потому что знаю такой только один. Про Кашпировского их много, про Чумака я не слышал и не нашел ни одной подобной истории даже в Интернете, а вот про «пару сапог» — один отыскался…
Идут Кашпировский и Чумак по улице. Анатолий Михайлович останавливается и говорит:
— Видишь вот этот дом? Сейчас с третьего этажа мужик телевизор выкинет.
И пристально смотрит на окно, что на третьем этаже. Дверь балкона распахивается, выбегает растрепанный мужчина и выкидывает магнитофон. Чумак насмешливо улыбается: не выполнен приказ, нет телевизора! Кашпировский хмурится и снова выкачивает глаза на окно. Снова выбегает мужчина и выкидывает стиральную машину. Чумак улыбается шире. Кашпировский хмурит лоб и продолжает «излучать». Через некоторое время на балконе появляется мужчина и, поднапрягшись, скидывает вниз холодильник. Чумак откровенно
Наконец дверь балкона с треском распахивается, мужчина выбегает, перевешивается через перила и истерически орет:
— Ну нету у меня телевизора! Понимаешь? Нету!
Не надо, наверно, объяснять, что Чумаку в этой веселой истории отводится роль пассивного наблюдателя, а вот Кашпировский вовсю насилует человеческую волю… Людей можно загипнотизировать, сделать установки «на добро», наговорить красивых слов, заболтать, но они очнутся и все расставят по местам, все поймут правильно.
Я исцеляю людей, не используя гипноз… Я не излечиваю какую-то одну болезнь, но оказываю влияние на всего человека разом. Когда при съемке моих телесеансов я обозначил «тему» каждого из них — «сегодня лечим сердечно-сосудистую систему», «сегодня займемся суставами и связками» и так далее, — это было сделано лишь для облегчения зрительского восприятия: целевое воздействие людям привычно, понятно… На самом деле я не лечу что-то одно, каждый раз я восстанавливаю всего человека. Любая болезнь — это слом, ненормальность, И, убирая эту ненормальность, а также ее причину, я воссоздаю то, что можно воссоздать.
За этими словами — «что можно воссоздать» — скрывается многое. Я не излечиваю — бережно реставрирую. Человек — гениальное произведение Творца. Представим себе неумелого, но активного реставратора, которому поручено восстановить гениальную картину. Возможно, она находится в очень плохом состоянии: в каких-то местах разорвано полотно, где-то осыпалась краска, кто-то на ней что-то намалевал… И вот этот горе-реставратор решает: там, где невозможно ничего восстановить, я дорисую. И выводит кистью — на неповторимом авторском полотне! — свое. Легко представить, во что превратится картина после такой «работы»!
Гипноз — небрежный, грубый рисунок дилетанта на полотне Творца. Мое воздействие — бережное восстановление аутентичного творения Создателя.
Мне не нужно, чтобы люди меня слушали, чтобы они на меня смотрели. Обращаясь к ним в начале каждого сеанса, я говорил: «Сядьте, расслабьтесь, прикройте глаза…» И молча делал дело. Почему я просил телезрителей не смотреть на экран, но просто прислушаться к себе? Во время моих сеансов они находятся в поле нашего с ними исцеляющего единства — а в состоянии самопогружения человек тотально переживает, явно воспринимает новую реальность, которую я создаю. Он активно участвует в нашей с ним работе. И тогда максимально эффективно реализуется благотворный «принцип промокашки».
После запрета моих сеансов я спрашивал чиновников Минздрава: «Почему мне запретили молчать по телевизору? Молчать для людей, которые по моему совету сидят с закрытыми глазами? Которые меня не видят и не слышат? Какой вред, какое отрицательное внушение они могут получить? Это абсурд!»
Ответа я не получал.
Моя «телевизионная» судьба была решена.
Но не судьба моего дара, не моя человеческая судьба. Я помнил акт Посвящения, помнил о своем предназначении. Мне удалось сделать многое, очень многое, может быть, самое важное, самое масштабное дело в жизни — но не все. Я должен был идти дальше.
Я был на пороге нового этапа самоосуществления.
Глава IV
ТЕМ, КТО ВЕРИТ В ЧУДО
Что посеешь, то и пожнешь
Скептики спрашивали меня порой: «Если ты такой удивительный волшебник, что же ты не вылечил всех и навсегда?»
Насчет «всех». Опыт телевизионных сеансов показал, что моим воздействием могут быть охвачены огромные массы людей, причем для каждого человека лечение строго индивидуально. Если бы трансляция велась во все уголки земного шара, я мог бы исцелить каждого жителя планеты Земля — нужно только его обращение, «подключение» ко мне. А для этого во время сеанса он должен сесть у экрана телевизора, настроиться на исцеление и расслабиться. Но ведь это невозможно — всех землян одновременно погнать смотреть «ящик». Да и телевизоры-то не у всех есть…