тема: "Псы любви"

Коллектив авторов

Переведя дыхание, я опустился на колени, желая рассмотреть землю вблизи. Она была совсем не такая, как в цветочных горшках. Прожилки, мелкие растения, какой-то коричневый мох… И жизнь. Я похолодел, когда увидел в траве колонну муравьев. Насекомые медленно, упорно ползли в сторону Движения.

Содрогнувшись, я встал. Галера уже отъехала довольно далеко, за ней тянулся широкий след раздавленной травы. Мы двигались поперек ветра, поперек муравьиной колонны, и тогда мне впервые пришла в голову странная мысль.

Колеса уничтожили тысячи муравьев. Там, где проехал

корабль, в их колонне имелись широкие прорехи, смятая трава скрывала подлинное кладбище. Но каждый оставшийся муравей продолжал упорно ползти по ветру. Части колонны двигались независимо, скорее всего, они даже не знали о существовании других.

Других колонн.

Тут надо сказать, что если бы подобная идея посетила меня на галере, я хорошо посмеялся бы над собственной глупостью и немедленно обо всем позабыл. Но здесь, в новом мире, где холодный ветер со зловещим шелестом гнал по траве волны, а под ногами не было привычной палубы — здесь я мог поверить во многое.

— Муравьи… — прошептал я. Понимание ударило, словно гарпун. Вскрикнув, я побежал следом за галерой, но в этот миг сзади бросили аркан и я покатился по земле, от неожиданности больно прикусив язык.

На голову мне надели мешок и куда-то потащили. Резкий звериный запах дурманил рассудок, гортанные голоса похитителей звучали зловеще. Я не кричал: знал, что бесполезно. От страха, если честно, я даже обмочился, но бедуины не обратили на это внимания.

Меня привязали к седлу ламарга и увезли прочь от родной галеры.

Глава 4

Это были разведчики большого племени бедуинов. Они заметили, что один корабль свернул с Дороги, и примчались узнать, не замышляем ли мы зла против их стойбища, раскинувшегося в паре фарсахов по ветру. К счастью, когда появилась галера, бедуины уже сворачивали шатры: их племя провело в неподвижности больше времени, чем ожидалось, Колонна приблизилась, и теперь бедуины поспешно уходили, не отвлекаясь на всяких безумцев вроде Синухета. Я узнал это гораздо позже того времени, о котором рассказываю, но надо же объяснить, почему они не сожгли галеру.

Меня допрашивал сам шейх племени, толстый морщинистый старик по имени Аль-Карак. У него на носу была жирная бородавка, которая краснела, когда он злился. А я очень боялся злить бедуинов, поэтому отвечал покорно и правдиво, надеясь, что ничтожество вроде меня не станут убивать, а просто бросят на Дороге, где я могу встретить другой корабль.

К несчастью, у Аль-Карака были иные планы. После допроса, когда пожилой кузнец принес инструменты и защелкнул на моей шее стальное кольцо, я решил, что жизнь окончена. Слишком много ходило слухов про рабовладельцев. Но вскоре выяснилось, что бедуины не собираются продавать меня пиратам. Я узнал это случайно.

К тому времени большая часть племени уже двинулась в путь, погрузив шатры на громадные крытые повозки. Я впервые увидел прирученных кризонов. Эти могучие, длинношерстные звери считались глупыми, во всяком случае даже старый Тимн не слышал об их успешной дрессировке. Но бедуины, очевидно, нашли способ. Каждую

повозку тянула упряжка из десяти кризонов, телята бежали рядом, привязанные к оглоблям.

Меня бросили в самый маленький фургон с красиво раскрашенным тентом. Несколько старух, сидевших у бортов, при виде меня зашипели совсем как масло в горячем двигателе, но бедуин-кучер живо на них прикрикнул. А я первый раз увидел женщин и сразу понял, почему их держат на отдельных кораблях…

— Зачем тебе эта дзагхла? — спросил тем временем кто-то за тентом. Я сжался в комок.

— Он расслабленный, — ответил голос Аль-Карака. — Всем дзагхлам отрезают зеббы. Такие рабы покорны и старательны.

— Поймай пацана из клана Тефрэ и отрежь ему зебб…

— Ты глуп. Покорство приходит с годами. Если отрезать зебб парню из нашего народа, он затаит ненависть. А эта дзагхла станет прислуживать моей дочери.

— Не боишься?

— Пусть дзагхла боится…

Я и правда боялся. Страшно боялся, что меня приставят рабом к одной из ужасных женщин, и она будет шипеть, избивая меня плетью. Шрамы на лице охотника Хебсена никогда не казались такими жуткими.

А потом я увидел Акиву.

Первый раз мы встретились уже в пути. Повозку немилосердно трясло, мне было очень плохо, поскольку любой корабль, даже маленькая барка, в сравнении с бедуинскими фургонами словно плывет по воздуху. У повозки, где меня везли, не было даже элементарной триплет-подвески, деревянные колеса жестко крепились под ужасными листовыми рессорами, без амортизаторов и гасителей, даже без рулевой трапеции. Любой ухаб отзывался в кузове, от вони кружилась голова. Когда в фургон забралась девочка, я даже не сразу ее заметил…

Акиве, как и мне, было четырнадцать. В первый раз она показалась мне мальчиком, я ведь не знал, что у бедуинов длинные волосы носят только женщины. Стройная и гибкая, смуглокожая, сероглазая, Акива была очень красива.

Ее волосы достигали пояса и отливали сказочным мазутно-черным блеском. Длинные ресницы и огромные миндалевидные глаза, казалось, шептали — «я совершенство», точеное лицо говорило о древней крови, царапины на коленях и локтях — о живом характере. Одевалась она всегда по-разному, любила яркие цвета и украшения. Когда мы встретились впервые, на Акиве был сиреневый чопрах, сине-золотая сорочка и широкий пояс цвета меди. В сравнении с блеклыми халатами бедуинов, этот наряд казался взрывом красок, и подействовал на меня, словно удар коленвалом по голове. Пока я пытался придти в себя, Акива молча разглядывала новую игрушку.

— Тебе правда отрезали зебб? — спросила она наконец. Только услышав голос, я понял, что встретил женщину, и страшно перепугался. К счастью, какое-то внутреннее чувство удержало меня от открытой демонстрации страха, иначе — теперь-то я знаю — Акива никогда бы это не простила.

— Что такое зебб? — спросил я. Фыркнув, девочка протянула босую ногу и ткнула меня под живот.

— Там.

— А… а что в этом странного?

Она звонко рассмеялась:

— Бедненький. Отец говорил, всем дзагхлам отрезают.