тема: "Псы любви"
Шрифт:
— Не б-бойся! Г-г-гарпун есть!
Она судорожно за меня цеплялась. Я сглотнул.
— Ждем, — сумел выдавить. — Скорость… должна упасть…
— Х-х-х-х… — продолжить она не сумела и лишь прижалась ко меня крепче, закрыв глаза. Я попытался оглянуться.
Судя по тому, что мир висел над головой, мы сейчас находились по другую его сторону, хотя это глупо, ведь скорее всего мы просто падали вверх тормашками. Прошло некоторое время, но я так и не сумел понять, где же наша сторона. Это едва не ввергло меня в панику.
К
— Акива, — сказал я, когда немного опомнился. Она тоже пришла в себя, безумие исчезло из глаз. — Слушай внимательно. У меня есть гарпун. Мы подождем, пока начнется следующее колебание, тогда я выстрелю в ламарга, зверь побежит прочь и втащит нас обратно.
— Д-д-дурак, — девочка дрожала. — Они же п-п-привязаны.
— Значит, оборвут веревку! — рявкнул я.
— Х-хорошо, — сразу согласилась Акива. — Ст-т-треляй.
Но это колебание нам пришлось пропустить, я не успел отодрать ружье с бедра. Акива судорожно за меня цеплялась.
— Т-т-олько не п-промахнись, — шепнула она, когда я прижал ружье к плечу.
Мы уже падали вверх. Неуловимый миг — Край промчался мимо, и я увидел ламаргов. Нас отнесло слишком далеко.
— Нет! — заорал я. Ружье выстрелило само, гарпун чиркнул по песку, задел перила и… зацепился острым шипом за поручень. Прежде, чем я это понял, Акива дико вскрикнула и что было силы дернула трос.
Упали мы довольно удачно, в траву, отделались синяками и царапинами. Долго лежали, не в силах двигаться. У меня тряслись руки, сердце бешено колотилось. Я слышал его панический стук.
Спустя некоторое время, Акива сумела сесть.
— Яхмес, — тихо позвала она. Сглотнув, я поднял голову.
— Да?
— Спасибо, — она смотрела мне в лицо. — Ты дурак, но спасибо…
Тут я не выдержал и расхохотался так, что из глаз полились слезы. Акива присоединилась, и мы катались в траве, у бездонной пропасти, дергаясь от смеха, и сердца наши бились с левой стороны, поскольку мы пересекли Край нечетное число раз.
Глава 7
В главном шатре царила полная тишина. Здесь находились предводители всех бедуинских племен, собравшихся у города колодников. Во главе высокого совета восседал шейх Аль-Карак. И тишина царила уже давно.
Наконец, густой голос шейха прервал молчание.
— То, что ты сделал, достойно лучшего из сынов свободного народа, — старик смотрел на меня. — Но ты не наш. Ты совершил подвиг, о которых поют дутарщики, но ты даже не мужчина. Родители героя, подобного
Я пожал плечами.
— Не знаю.
— Мы тоже не знаем, — мрачно ответил шейх. — Я, как отец, по закону, должен отдать спасенную дочь тебе в жены.
— Это невозможно, — сказал я глухо.
Аль-Карак кивнул.
— Согласен. Но ты не просто спас мою дочь. Ты пошел ради нее на верную смерть. Только тот, кто истинно любит, способен на такое. Ответь, Яхмес: ты любишь мою дочь?
Я поднял голову и, внезапно, к собственному изумлению, ответил:
— Да.
— Он не мужчина! — крикнул другой старик. Шейх грозно нахмурился.
— Тихо! — Аль-Карак обвел собрание яростным взглядом. — Не позорьтесь в глазах чужака.
Старейшины потупили взоры. Аль-Карак тяжело вздохнул.
— Ты задал нам трудную задачу, Яхмес, — признался он. — И я не знаю, как быть.
— Пусть решает Акива, — ответил я коротко.
Шейх отпрянул.
— Женщина?!
— Да.
— Нет, — отрезал старик.
Я шагнул вперед.
— Почтенный шейх, обещай, что не разгневаешься, если я скажу правду.
— Говори.
— Акива прыгнула в бездну из-за тебя.
Старик поперхнулся. Бородавка на его носу начала наливаться кровью.
— Что ты сказал? — прошипел он.
— Я сказал, что знаю, почему Акива прыгнула в бездну, — во мне словно проснулся кто-то другой, я говорил, и слова сами рождались в душе. — Ты хотел выдать ее за человека по имени Мелик. Акива ненавидит этого человека. Но ваши законы не дают ей права решать, и в знак протеста, мечтая доказать, что она не хуже мужчины, Акива решилась на безумие.
Я поднял руку, указав на вход в шатер.
— Шейх, я спас твою дочь. Ты у меня в долгу. Поклянись перед всеми старейшинами, что позволишь ей самой избрать пару, вот что прошу я в знак благодарности.
Казалось, Аль-Карак сейчас лопнет от ярости. Но он был бы никудышным вождем, если б не умел себя контролировать.
— Клянусь! — мрачно сказал старик, пыхтя словно испорченный реактор. — Но запомни, Яхмес: она не изберет тебя.
Я улыбнулся.
— Даже если изберет, я откажусь.
— Откажешься? — Аль-Карак отпрянул.
— Да.
— Почему?
— Потому, что я люблю Акиву, — ответил я. — И желаю ей счастья.
В шатре вновь повисла мертвая тишина. Все смотрели на меня, Аль-Карак молчал. Наконец, тяжело вздохнув, он поднялся с подушек и подошел вплотную.
— Если хочешь, считай меня отцом, — негромко сказал шейх. Я кивнул.
— Спасибо.
— Я все еще у тебя у долгу, сын. Что сделать?
— Помогите вернуться домой, — попросил я. — На корабль, откуда меня похитили.
Бедуины переглянулись. Лицо Аль-Карака потемнело.