Темная Душа
Шрифт:
– Мой пришел!
Подскочив, она закинула руки ему на шею и потянулась губами, требуя поцелуя, как всегда делала при встрече. На ситуацию вокруг них ей было плевать, она вообще ничего, кроме него, не замечала. Он ослеп, оглох от бешеных ударов сердца в ушах. Схватил ее за запястья и попытался оторвать от себя. Катриона впилась в него ногтями.
– Катриона хочет!
Кто-то ахнул, кто-то по-дурацки хохотнул. Оттянув голову от ее рук, Бойс оглянулся на мать. Она уже стояла, зажимая ладонью рот. Рядом отец, с бордовым от ярости лицом обеими руками оперся на спинку скамьи,
Бойс начал бороться с виснущей на нем девушкой. У него ничего не выходило. Катриона обвилась змей, душила его. За дочерью спешила Анна.
– Заберите ее!
– выкрикнул он сквозь стиснутые зубы.
– Дочка, иди ко мне!
– Анна взяла дочь за локоть. Катриона брыкнулась, лягнула мать ногой.
– Она не слушается меня!
– Сделайте хоть что-нибудь! Это же ваше сумасшедшее отродье!
Анна поменялась в лице, словно тоже обезумела.
– Уже не мое. У нее новый хозяин.
Бойс громко выматерился, вызвав новую волну гула, скрутил сумасшедшей руки, не жалея сил, толкнул ее. Катриона упала в проход, стукнулась головой об пол, жалобно заскулила. Ее юбка задралась до самых бедер. Бойс попятился к выходу, глядя, как она перебирает ногами, силясь встать, и не может. Ему показалось, что волосы у него на загривке поднимаются дыбом.
– Боооооойс....
– Доченька, - жалко заплакала Анна, рядом оседая на пол.
Катриона поползла к Бойсу. Она смотрела сквозь слезы, недоуменно и преданно. Трясущийся, потный от палящего позора, Бойс отпихнул ее ногой и побежал прочь из церкви.
– Ублюдок! Выкидыш!
Элеонора отвернулась, закрыла уши. Зеркало, в которое врезался брошенный мужем стул, разлетелось в пыль. От стула тоже мало что осталось.
– Кого мы родили, Элеонора?!
– с болью заорал на нее Рэйналд. - Монстра? Кто есть наш с тобой сын?
Она стояла, выпрямившись, не отвечала, не вытирала струящиеся по щекам слезы.
Рэйналд схватил кочергу и стал крушить ей все, что подворачивалось под руку - ценную мебель, клавесин, посуду в шкафах. От одного особенно мощного удара кочерга согнулась. Бросив ее, муж сорвал со стен картины, нарисованные сыном, скидал их в растопленный камин вместе с рамами. Казни подверглась и картина кисти легендарного итальянского живописца, стоившая целое состояние. Элеонора не сказала ничего. Пестрые холсты в топке пожирало яркое пламя.
– Ты виновата во всем!
– напустился он на нее, - Говорила, прослежу, и не сделала ничего! Ты понимаешь, в какой позор ты ввергла меня, Элеонора?! Я тебе слепо доверял, позволил воспитывать сына по твоим правилам! Что я имею в итоге? Маньяка, который надругался над сумасшедшей, причем сделал это так, чтобы узнали все! Все, до самого паршивого бродяги, теперь будут тыкать в МакГрея пальцем!!! Клянусь, если найду его, паскуднику не жить!
Он снова заметался. Выскочил из гостиной, помчался в оружейную комнату. Элеонора побежала за ним. Сорвав со стены страшный двуручный меч, клеймор - наследие воинственных предков - муж изрубил им чучело медведя, стоявшее тут же на задних лапах и имевшее в себе два человеческих
Расправившись с медведем, Рэйналд вогнал меч между плитами пола, вырвав из камня жалобный стон, приблизился к жене, взял в шершавые ладони ее заплаканное лицо.
– Родная моя, - сказал он нежно, - Я тебя очень люблю. Больше жизни. Но если завтра, когда проснусь, увижу в своем доме тебя или малолетнего поганца, нашего сына, поступлю с вами так же, как с этим медведем. Убирайтесь оба с глаз моих, хотя бы до дня свадьбы.
Скрепив данное обещание поцелуем в губы, Рэйналд вышел. Его шаги затихли у дверей супружеской спальни. Элеонора вышла следом и растворилась в сумраке коридоров.
Она возникла перед Бойсом, который в полной темноте сидел на кровати своей потайной спальни в северном крыле, и раскачивался взад-вперед, зажав пальцами косматую голову.
– Почему ты не сказал мне ничего?
– спросила мать. От нее веяло холодом.
– Мама, прости, - выдавил он, поднимая на нее мутный, пьяный взгляд, - Я не знал, что сказать. Как объяснить. Прости.
– Поздно просить прощения, - мама нахмурилась, становясь старее, - Ты меня прости, что позволила оступиться... Собирайся, Лайонел, ночью мы выезжаем. Нам надо убраться из дома, пока отец спит.
Они ехали в карете с наглухо задрапированными окнами. Бойс, сидя напротив матери, всю дорогу вглядывался в ее спокойную темную фигуру, пытался разглядеть лицо и не мог. Она была часами неподвижна, будто бы умерла. От страха ему казалось, она не дышит. Бойс пугливо коснулся ее руки, затянутой в перчатку из тонкого бархата - пальцы дрогнули.
– Я не сплю, сынок, - сказала Элеонора, - раздерни шторы.
На улице, оказывается, рассвело. В карету проник слабый свет вперемешку с сырой прохладой. Наконец-то он видел ее лицо.
Глаза Элеоноры, обведенные темными кругами, скользнули по Бойсу и безучастно остановились на блокноте, что лежал у него на коленях. Мама не говорила ничего.
– Это мои рисунки, мама, - решился заговорить Бойс, - хочешь посмотреть?
Он бережно передал ей блокнот.
Она стала медленно переворачивать листы, изучать их один за другим и вдруг спросила:
– Что это?
– Мои работы, - не понял Бойс, - тебе не понравилось?
– Я в твоем таланте никогда не сомневалась. Поэтому и отстаивала тебя перед отцом, отвоевывала для тебя право заниматься живописью едва ли ценой собственной крови и пота... Сейчас я о другом говорю. Что это? Посмотри сам.
Он взял у нее блокнот. Стал листать. Почти везде была нарисована одна Катриона, с дня их знакомства, того времени, когда рядом еще был Джон Милле, и позже, с момента ссоры и до позавчерашней пятницы, в которую была сделана с девушки последняя зарисовка.
Видя, что сын не понимает смысл ее вопроса, Элеонора заговорила:
– Она настолько ослепила тебя, что ты не видишь явного, Лайонел. Посмотри еще раз. Посмотри внимательно. Смотри до тех пор, пока не начнешь замечать, как меняется ангел, как плавно он превращается в демона. На первой странице нарисована совсем не та девушка, что на последней.