Темная комната
Шрифт:
Ночью мне снился пожар — то ли пожар конюшни, то ли пожар зерносушилки, то ли какой-то третий, — я даже проснулся в поту. Я встал. Отца уже не было. Я походил по квартире, позавтракал. Я вдруг вспомнил с чувством некоторого неудобства, что не вижусь с отцом третий день, настолько меня затянула работа в кино.
В этот день я в съемках не участвовал, но Зиновий взял меня с собой на место следующей съемки. На льду реки, у проруби, стояли уже тонваген, камерваген, лихтваген,
Я посмотрел наверх. Антенны на доме Василия Зосимыча над обрывом по-прежнему не было. Это было естественно, так и должно было быть, но я вспомнил вдруг, как снимал у них антенну, и ещё, как вчера они просили меня приделать им антенну обратно и как, после моего отказа, уходили вдвоём, под ручку, маленькие, тёмные на фоне солнца, и мне стало почему-то грустно.
Осветители то включали, то выключали яркие ДИГи — на этот раз их было гораздо меньше, чем у меня, — съемка-то предстояла дневная. Операторы прикладывались к камерам, нацеленным на прорубь.
Я подошёл, заглянул — она была тёмная, бездонная!
— А без этого — никак? — вздохнув, показал я на прорубь Зиновию.
— Опять ты за своё! Без этого, без того! — Зиновий вскипел. — Не нравится — не снимайся! Никто тебя особенно не просит!
— Почему… не просит? — спросил я.
— Потому! Еле Якова Борисыча уговорил тебя взять! Думал — хороший парень, из простой семьи! Нормально снимется, без всяких вопросов! Знал бы, что ты такой!..
— Вообще-то я из простой семьи, но мой папа — профессор.
— Оно и видно! Вечно лезешь во всё, что тебя не касается! Твой предшественник, хочешь знать, на этом и сгорел!
— Как… сгорел?
— Так! Одно ему не нравилось, другое. Пришлось расстаться!
Я молчал.
— Из-за тебя же, кстати, — с досадой сказал Зиновий. — Из-за тебя же, кстати, он и топится!
— Кто, — удивился я, — предшественник?
— При чем тут предшественник?.. Главный герой!
— А… зачем? — испугался я.
— Ну, конюшня-то загорелась, а он с дежурства ушёл. То есть, если бы не ты, лошади могли бы сгореть. Ну, и не может он себе этого простить, понимаешь? Что из-за него чуть было лошади не сгорели. Тем более, все думают, что он это лошадей спас… Спас-то ты, а все думают, что он. Понимаешь? А ты молчишь!
— А почему я молчу? — удивился я.
— Потому что ты гордый.
— При чём тут гордость-то? — я удивился. — А он почему не скажет, как было?
— Он тоже гордый! Не может сказать людям, что такую промашку дал!
— Ну и что? — спросил я. — Лучше не говорить, а потом — в проруби топиться?
— Ну, дело там не только в этом… там сложно
— А почему я молчу?.. Ах, да.
— Ну и вот… там ещё всё другое, всё сложно… в общем, другого выхода у него нет!
— Как же нет! Есть наверняка!
— Да, ты уж, конечно, во всём разберёшься. Тут взрослые герои не могут разобраться, а ты…
— А я могу! Сценарий можно?!
— Ладно! Отдохнёшь! — Зиновий махнул рукой и ушёл к операторам.
Я, разволновавшись, быстро пошёл по реке.
Знал бы я, что мне такая роль предназначена — немого упрёка! — ещё бы подумал, может быть… тут из-за меня люди топятся, а я, видите ли, рот отказываюсь открыть! Гордый, видите ли! Да таких гордых… Не замечая ничего вокруг, я прошёл километра полтора и чуть сам не упал в следующую прорубь — вовремя остановился!
Этот случай меня немного развеселил. Я пошёл обратно и пришёл, когда автобусы собирались уже уезжать.
— Что ты ещё откалываешь? Куда исчез? — кричал Зиновий. — Всей группе бросать работу, тебя искать?
Я молча сел в автобус.
— Поехали, — сказал Зиновий шофёру.
— Заруби на носу, — повернулся Зиновий ко мне, — хочешь сниматься — никаких номеров!
Молча мы подъехали к общежитию. Зиновий куда-то мрачно ушёл, а я ходил по площадке у общежития, всё думая, как я буду выглядеть в роли немого упрёка. Вдруг к ступенькам общежития подъехало такси. Я удивился, отвлёкся от своих мыслей: кто это так шикарно приезжает в такую даль на такси?
Открылась дверца — и вышел парень, мой ровесник.
Я с ходу был потрясён его красотой: белые кудри, голубые глаза, словно чуть виноватая, улыбка.
— Скажите, — улыбнувшись, спросил меня он, — вы случайно не знаете, где здесь киногруппа?
Я очень почему-то обрадовался: все-таки хорошая штука — кино, какие приятные приезжают люди.
— Я провожу, — сказал я, стараясь тоже показать, что я человек вежливый и культурный. — Прошу! — и показал на крыльцо.
Я пропустил его вперёд, провёл по коридору и, постучавшись, ввёл его к Якову Борисычу.
— Вот, Яков Борисыч, видимо, к вам, — сказал я.
Яков Борисыч, почему-то изумившись, вскочил со стула и удивлённо переводил взгляд то на него, то на меня.
— Ну… погуляй пока… погуляйте, — растерянно сказал он, — потом я скажу.
Мы вышли.
Приехавший долго смотрел на меня, потом улыбнулся.
— У меня несколько странное имя — Ратмир! — сказал он, протягивая руку.