Темная лошадка
Шрифт:
— Я хочу кое-что тебе показать, — перебила я и опустила ладонь на свежую царапину от троса спасателей: — Видишь? Это сделали сегодня. А теперь иди сюда. — Я завела Назара за угол пентхауза, подвела вновь к ограде и показала на точно такой же свежий след от веревки. — Как думаешь, откуда он взялся? Если спуститься отсюда, то прямиком попадешь на балкон спальни Валерии и Алексея. Причем, этот след точная копия того, что оставила веревка спасателей. Если бы снизу набрасывали крюк, царапина была бы совершенно иной. А след свежий, железо даже запылиться не успело.
— Черт! — выпалил Назар. — Ты хочешь сказать, что Хорские…
— Их
— Но ведь можно привязать груз, забросить веревку…
— Назар! У них были ключи от черной лестницы! Подумай, зачем им с тяжестями упражняться и по балконам лазать?! Это опасно. Хорских нам подставляют!
— Занятно, — пробормотал Туполев.
— Да. Очень. И учти — все как-то очень вовремя. Валерия и Алексей пропадают, кальмары тухнут, ключи от черной лестницы в тумбочке…
— Дьявол, — ругнулся Назар. — И что ты будешь делать дальше?
— Сидеть здесь и думать. И кстати, я не успела тебе сказать самого главного — за сегодняшний день выяснилось, что ни у кого, я повторяю, ни у кого из Кутеповых нет алиби. Алиби Бьянки теперь доверять нельзя, а Рената и Таша в глаза не видели друг друга вечером двенадцатого апреля. Как тебе это, а?
— Нормально, — выдавил Назар. — А Миша?
— Мише алиби не нужно, — поморщилась я, — он труп обнаружил, с него достаточно. Я об остальных говорю.
В кармане моего собеседника запиликал сотовый телефон, он поднял трубку к уху, сказал только «да» и долго, минуты три-четыре выслушивал сообщение. Потом выругался в полголоса и посмотрел на меня, хотите верьте, хотите нет, в легкой степени растерянности:
— Я получил информацию с обыска квартиры Хорских. Найдена цифровая видеокамера, на ней запись постельной сцены. Бьянка… ты ни за что не догадаешься с кем…
— С Валерией, а не с Алексеем, — вздохнула я.
— Нет. С обоими.
— И мне кажется, она не знала, что ее снимают…
— Похоже на то. Съемка велась скрытно, из какого-то тайника. Ну и дела! Сейчас эксперты везут их ком в лабораторию, надеются восстановить уничтоженные записи и найти еще что-нибудь.
— Раскопают грязи, — поежилась я. — Бедная Бьянка.
— Почему ты уверена в ее непричастности? Не забывай, это она привела Хорских в этот дом…
— Еще скажи, что она сама позволила себя снимать. Бьянка не мазохистка, она жертва.
— Я сейчас позову Мишу, ему стоит взглянуть на эти царапины…
— Подожди! Не ходи. Пусть человек хотя бы одну ночь поспит счастливым.
Уже уходивший Туполев повернулся ко мне и прислушался к звукам вечеринки, несущимся из гостиной: бас Кутепова перекрывал рыком все голоса. Печалить такого весельчака совершенное преступление.
— Как ты оправдаешь теперь свое присутствие здесь? Миша считает, что все закончено.
— Оправдывать пришлось бы мой внезапный ночной отъезд. Я спокойно дождусь утра и поговорю с Михаилом Петровичем. — Мы стояли у ограды террасы, смотрели на город, разрезанный полосками проспектов, расчерченный огнями тротуаров, и думали об одном и том же. — Позвони завтра дяде Мише, попроси его внимательнее отнестись к
— Не хочется, но верю, — нахмурился Назар.
Не сговариваясь, мы отвернулись от города, оперлись спинами о перила и какое-то время молча смотрели на стеклянные стены дома Кутеповых. Все как в той поговорке, за исключением крыши — крыша была монументальной, камушком ее не прошибешь. Так что, надежда оставалась.
Утром в мою комнату постучал Михаил Петрович и одновременно с моим криком «войдите!», распахнул дверь. Выглядел глава семейства неважно. Первую половину ночи он активно мешал коньяк с шампанским, вторую не менее активно мирился с перепуганной Бьянкой.
— Звонил Назар, сказал, что у тебя есть какие-то новости.
— Есть, Михаил Петрович, — внутренне ежась, сказала я. Бедный, бедный Михаил Петрович, не дают тебе спокойной жизни! — К сожалению, новости для вас не утешительные. — Хотела добавить «крепитесь», но нажала зубами на кончик языка и отдала честь перепугать «дядю Мишу» до самого основания официальным органам. Скоро эксперты проявят на жестком диске стертые записи, и тогда — держитесь, Михаил Петрович. Бьянку потащат в прокуратуру для объяснений, вам тоже седых волос прибавят, будем считать, пошел второй круг ада. Дай бог, если избежать огласки удастся. И, как это не печально, я начинаю кромсать вас первой. — Пойдемте на террасу, я хочу вам кое-что показать, — сказала и опустила глаза. Лучше бы я попросила Туполева не звонить, а приехать! Пусть сам бы царапины на синих трубах демонстрировал. Трепать нервы нормальному мужику занятие малопочтенное.
За ночь, крутясь в без сна в постели, я подбила итоги, проанализировала возможные причины всего происходящего, и вывалила на несчастного «дядю Мишу» все разом. Начиная с двух царапин на синей краске, речи, которую я вчера толкнула перед Туполевым и резюме:
— Если предположить, что ключи у Хорских появились давно, — ведь за один день до приезда Коваленко такие сложные ключи даже если утащишь, то не в каждой слесарной мастерской изготовишь, — то налицо получается давно запланированная акция. И пропажа пистолета всего лишь эпизод. Надо искать снова, Михаил Петрович. Мне очень жаль, но Хорские не очень вписываются в историю с убийством. Даже если представить, что они одиннадцатого апреля вечером стащили у Бьянки ключи, изготовили дубликаты и незаметно вернули их на место, то на кражу пистолета у них просто не было времени. Если же они умудрились провернуть всю операцию, включая убийство в гостинице, то это, извините, не Хорские, а преступный синдикат какой-то. Что, как вы понимаете, еще хуже. Так как из этого следует, что против вас в течение полугода целенаправленно работала преступная группировка. Я ясно выражаюсь?
Оцепеневший Кутепов мертвыми глазами смотрел на город. Сказать, что он был в шоке, значит сильно приукрасить действительность.
— Я не верю, — наконец выдавил он.
— Только не вините в этом Бьянку, — быстро добавила я. — Мне кажется, она жертва. Ее на чем-то поймали.
— На чем? — не глядя на меня, спросил Михаил Петрович.
Я замялась. Не говорить же мужику в возрасте «на сексе», мол, плохо с женой работали, товарищ. Когда узнает о видеосъемке, сам поймет, что его жена самая пострадавшая сторона — ее предали.