Темная лошадка
Шрифт:
— Почему в Ялту? — усмехнулся охранник.
— Потому что пошью костюм с отливом, — буркнула я.
— А-а-а, — протянул «следователь Ковальчук» и вывел машину на проспект. — С Кутеповым будешь говорить?
— Еще не решила, — не меняя сердитого тона, ответила я. — Что я могу ему сказать? Ваша дочь наркоманка и вы изо всех сил это скрываете?
— Тебе виднее, — согласился Антон. — Но результатами ты довольна?
— Шутишь? — буркнула я. — У меня такое ощущение, что, копаясь в грязном белье, я наткнулась на кучку какашек. У Кутепова уже один ребенок от наркотиков погиб…
— Успокойся, — примирительно произнес Антон. — Если он месяц таскает ее мочу на анализы, значит еще села.
— Но все равно уже в группе риска, — вздохнула я. — И кто только эту дрянь придумал?!
— Дьявол, — хмыкнул бодигард. — Тебя куда отвезти?
— Высади где-нибудь в центре у кафе. Хочу посидеть, кофе выпить. С коньяком.
— Составит компанию?
— Нет, спасибо. Надо одной побыть, все обдумать.
Думалось мне необыкновенно плохо. Не смотря на видимые результаты, удовольствия от собственной прозорливости не было. Да и работали больше другие — Антон разговорил тетушку, Андрей рыл землю на другом конце страны, — я так, хвосты самолетам заносила. Ничего общего с делом Самоеда. В принципе, вся моя заслуга сводилась в умении слушать. А тут бы любой справился.
Глотая горячий кофе с ложкой коньяка (судя по цене, «Арманьяк», судя по вкусу, что-то из подвалов Малой Арнаутской), я могла думать только о том, какой ужас испытал Михаил Петрович, найдя дочь в невменяемом состоянии, со следом укола на локтевом сгибе. Даже напрягая все воображение, я не смогла бы вообразить этого ужаса. Три года назад, тоже в апреле он потерял сына и вот… снова… та же трагедия.
Я понимала, почему вчера Кутепов был резок со мной, и совсем простила. Любой намек на пристрастие девушки к наркотикам, может поставить крест на ее будущем. Эту тайну берег Михаил Петрович и потому создал дочери другое алиби — дом, Таша, его честное слово.
Но поговорить нам все же придется. Пусть после этого я уйду, пусть тайна похищенного пистолета останется нераскрытой, но если я не уговорю Кутепова быть полностью со мной откровенным, мое пребывание в его доме уже станет бесполезным.
Была пятница, и Михаил Петрович раньше вернулся с работы. О своем приезде он предупредил по телефону, сказал, что не успел пообедать, очень голоден и попросил накрывать на стол.
Таша сегодня ужинала с нами. Сидор Поликарпович изобразил вкуснейшую семгу под фирменным соусом, и этот кулинарный шедевр, бесспорно, перекрывал многое из шедевров няни Нюси.
По причинам хоть и раздельного, но весьма сытного ужина, Михаил Петрович был настроен благодушно. На какой-то момент я даже расхотела портить ему настроение. Кутепов расположился в гостиной перед телевизором, листал какую-то местную прессу и искоса наблюдал, как Света и Рената уговаривают Мишу-маленького отцепиться от кубиков и идти в столовую. (Час назад я сама видела, что Рената тайком сунула брату шоколадку и теперь пожинает плоды — ребенок категорически не хочет творожную запеканку.)
Я подсела к Кутепову и тихо сказала:
— Михаил Петрович, мне необходимо с вами поговорить.
Он наклонил голову и взглянул на меня поверх очков:
— Прямо
— Да. Это важно.
— Ну что ж, пошли, — он тяжело поднялся и потопал к кабинету. Там сел в кресло и сказал: — Я тебя слушаю, — хозяин кабинета вольно расположился на сиденье и, закинув ногу на ногу, оплел колено пальцами рук. Я сидела напротив на кожаном диване.
— Михаил Петрович, — осторожно и медленно начала я, — хотелось бы поговорить о вечере двенадцатого апреля. Мне стало известно, что в тот день Ренаты не было дома. Я знаю, где она была и что делала. Но мне необходимо знать, кто из четырех ребят принес наркотики и предложил уколоться. Я должна это знать, так как в убийстве Коваленко могли использовать кого-то из окружения вашей дочери… — Данную формулировку можно назвать чрезвычайно щадящей.
По мере того как я говорила, пальцы Кутепова расцепились, закинутая нога сползла с колена и со стуком опустилась на пол.
— Кто…? — выдавил он. — Кто тебе сказал?
— Никто. Я догадалась сама. И главное — я хочу вам сказать, дальше стен этой комнаты, наш разговор не выйдет. Я умею хранить чужие секреты.
— И от Назара? — хмуро спросил Кутепов. Растерянность постепенно покидала его.
В принципе, я могла бы ударить себя в грудь и слезно поклясться, но, избегая пафоса, только кивнула. Михаил Петровичу этого показалось мало:
— Ты понимаешь, что от этого может зависеть будущее моей дочери? — настойчиво произнес он.
— Понимаю, — серьезно ответила я. — Если бы не понимала, то разговаривала сейчас не с вами, а с кем-нибудь из окружения Ренаты — задавала бы вопросы, на которые без лишней шумихи, можете ответить и вы.
Михаил Петрович встал, обошел письменный стол:
— Сколько еще человек в курсе дела? — спросил, разглядывая семейную фотографию на стене.
— Только участники, — немного слукавила я. Антон наверняка доложит Туполеву о результатах поездки, но знать об этом Михаилу Петровичу совсем не обязательно. Мы только время потратим объясняя друг другу, что Назар, как человек порядочный трепаться на всех углах не будет.
— Попробовать наркотики предложила Рената, — стоя полу боком ко мне и так тихо, что я решила, что ослышалась, сказал Михаил Петрович.
— Откуда вы это знаете?
— Она сама сказала.
— А может быть, она покрывает кого-то другого?
— Может быть и так. Но я ей верю.
— Почему?
— Потому что это месть. Мне, — опустив голову, почти прошептал Кутепов.
— Откуда вдруг? — удивилась я. — И почему именно двенадцатого апреля?
Михаил Петрович вернулся на диван и, нажимая пальцами на виски, сказал:
— Это длинная история…
— Я готова ее выслушать. И, прошу вас, Михаил Петрович, — я на вашей стороне, будьте откровенны.
— Десятого апреля позвонил Яша, сказал, что освободился, и как-то так получилось, что вроде бы я сам предложил ему приехать сюда. Рано утром одиннадцатого он перезвонил, сказал, что вылетает, и я сообщил о его приезде семье. Рената встала на дыбы. «Если ты снова начнешь встречаться с этим типом, — сказала она, — то потеряешь меня».
— Почему она так ненавидела Коваленко?