Темная мишень
Шрифт:
– Помоги… - донесся сквозь пламя призрачный шепот, бьющий болью и отчаянием.
– Не оставляй меня здесь… Не уходи без меня… Не уходи!!!
Он продолжал поворачиваться, не в силах ничего изменить, и охваченная уже самым настоящим пожаром комната ушла из поля зрения. Он сделал шаг в коридор, вслед за Наташей…
И тут Димка услышал голос, который не мог не узнать. Голос человека, которого он до сих пор ненавидел всей душой, человека, который должен был отправиться к праотцам после смертельного удара шилоклюва.
Но сейчас все шло не так, как должно.
– Ты уверен, что действительно изменился, парень?
– Голос Панкратова звучал
– Но сделал ли ты хоть что-то, стоящее всех жертв? Хватит плыть по течению, слабак!
И эта паскуда смеет давать ему советы, как жить дальше?!
Беззвучно закричав лишь в собственном сознании, Димка с яростным отчаянием рванулся назад. Реальность сна от запредельного усилия словно треснула по швам. Перед глазами на миг потемнело, вены на лбу и висках вздулись. И он все-таки обернулся, вскидывая неподъёмный «Бизон» с усилиями, рвущими руки от дикого напряжения. В лицо ударил обжигающий жар, но он его не почувствовал, высматривая ненавистную цель.
И увидел - там, возле окна, сквозь языки пламени бушующего пожара проступил знакомый силуэт врага.
Не раздумывая ни мгновенья, Димка ударил по нему длинной трескучей очередью, вгоняя в пламя и тьму горячий свинец...
Глава 6. Незнакомец
– Погоди-ка.
Пожилой следопыт бесцеремонно отодвинул Хомута плечом. Повозившись с застежками маски, сорвал ее с лица незнакомца. Тот уже не хрипел, успел потерять сознание. И даже, казалось, не дышал.
– Не показалось, - задумчиво обронил Оспа, нащупав пальцами шейную артерию. Он почувствовал слабый, нитевидный пульс.
– Где-то я его определенно раньше видел…
– И что с того?
– Хомут недовольно скривился.
– Хочешь сфоткать на память?
– Убери нож. Раз выжил, значит, и мы его судьбу решать не вправе.
– Да иди ты со своей философией, старый! Ты, что ли, на себе его потащишь? Лично я не собираюсь надрываться, ребра болят, спасу нет! Да ты посмотри, какой он здоровый, этот мужик! По снегу да на своем горбу? Ты вообще это как себе представляешь? Да ну нах!
– Тише, тише, Хомут, - негромко осадил Оспа, нахмурившись.
– Чего раскричался, на себя не похож. Правила поверхности забыл?
– Ты мне мозги не пудри!
– Хомут тоже сбавил громкость, но в глазах его плескалась злость и несогласие с решением старшого.
– Лишний груз - лишний шанс здесь сдохнуть.
– Сейчас ты не спасешь его, а в следующий раз и тебе никто не придет на помощь, - терпеливо напомнил Оспа, вслушиваясь в окружающую тьму.
– А… сердце у вичухи вырезать будем?
– поинтересовался Кирпич, тоже с любопытством присматриваясь к незнакомцу.
– Или ну ее, эту гадость… Лучше человека спасти, да?
Оспа и Хомут, разгоряченные несвоевременной перепалкой, одновременно уставились на подростка.
– А и правда, - кивнул Оспа, усмехнувшись в густые усы.
– Чуть не забыли, зачем охоту на эту уродину устроили. Займись-ка, Хомут.
– Ну, кто бы сомневался! Больше ведь некому руки марать, только мне. Ловко ты стрелки умеешь переводить…
– Самое подходящее дело для твоей обновки, и заткнись уже, наконец. Про вой в подъезде, надеюсь, еще не забыл? Да и второй летун может в любой момент вернуться... Не накаркать бы. Нужно убираться из этого проклятого дома!
– Вот и нечего в альтруиста играть!
Тем не менее, подстегнутый напоминанием, Хомут принялся за дело - трофейный нож с противным
Спохватившись, Оспа погасил фонарь. Из-за садившихся батареек тот и так уже еле светил, а все, что было нужно увидеть, уже увидели. Остальное можно сделать и в лунных отблесках, сочившихся в окна. Как назло, в этот момент потемнело еще больше - небо затягивалось тучами.
– Так, пацан, помогай, - позвал Оспа, переключая внимания парнишки на себя и подхватывая за левое плечо «подарок».
– Бери справа, тащим.
– А что такое альтруист?
– неугомонный на вопросы Кирпич не преминул зацепиться за незнакомое словечко, подступая к человеку в гнезде.
– Вот спасешь кого-нибудь просто так, не за личный интерес, и будешь альтруистом. То бишь недальновидным идиотом, как считает Хомут. Раз-два, взяли!
В четыре руки стащили человека на пол, затем старшой вышел на минутку из комнаты и вернулся уже с древними санками. Деревянный верх сгнил, но недобитая взрывом дверка от шкафа, которую оторвали от старой рухляди тут же, в комнате, вполне сгодилась на замену. Ее наскоро прикрутили к алюминиевой раме веревкой, извлеченной из рюкзака Оспы. Еще кусок верёвки прикрутили к передку, чтобы было за что тянуть. Работа хоть и простая, но заставила лопоухого Кирпича разогреться, от усердия он даже язык высунул, помогая Оспе закручивать узлы.
– Клево!
– Пацан поправил вечно сползавшую на затылок ветхую шерстяную шапку, разогнулся, любуясь своей работой.
– Старшой, а откуда ты знал-то, что санки найдешь?
– Национальная особенность, - с грустью улыбнулся Оспа, - любил наш народ на балконах всякое барахло хранить… Все, хорош базарить! Хомут, ты там закончил?
– Как видишь, - Хомут уже запихнул кровоточащее сердце твари в наполненную спиртом банку, заботливо приготовленную заранее, еще на станции. Обмотав ее шарфом, чтобы случайно не разбилась, спрятал в свой рюкзак. Затем тщательно вытер руки припасенной тряпкой и швырнул ее в угол. Запах свежей крови всегда привлекает опасность. Впрочем, с этим раненым… Его, как руки, не вытрешь, смердеть будет всю дорогу, привлекая всякую хищную дрянь.
– Ребра-то как?
– озабоченно поинтересовался Оспа.
– За меня не переживай, сачковать не собираюсь.
– Тогда уходим. Вниз я «гостя» сам стащу, а ты прикрывай.
Кряхтя, при помощи Хомута и малого, старшой взвалил раненого на спину.
Спуск занял минут десять. Как ни торопись, а по лестничным пролетам крутиться с тяжелой ношей непросто, дважды пришлось останавливаться, чтобы передохнуть и прислушаться к окружающим звукам. Тревога мочалила нервы. Оспа уже почти жалел, что не послушал Хомута, который по-прежнему придерживался мнения, что лучший выход - прикончить бедолагу и забрать его шмотки. Пот по лицу бежал ручьем, дыхалка сипела, как проколотая автомобильная камера. Черт, давно пора бросать баловство с куревом. Сам ведь при обучении всех своих стажеров первым делом отваживал курить, а как возвращался, снова тайком смолил. Угораздило же Хомута так не вовремя плюху от вичухи заработать. И не притворяется ведь, засранец - когда думает, что никто не видит, все лицо от боли перекашивает.