Темная половина
Шрифт:
Делая это, он увидел Роули, переваливающегося к тому же телефону-автомату, которым сам недавно пользовался. Тад подумал: «Теперь я Сумею не допускать к себе Старка. Потому что у меня есть секрет. Я не могу управлять, может быть, этими психопомпами, но какое-то время они принадлежат мне — или они владеют мной — и он не должен этого знать».
Он нашел вторую передачу, и чудный «Фольксваген» Роули Делессепса вздрогнул от неожиданности, переходя на еще никогда не испытанную им скорость выше тридцати пяти миль в час.
23. ДВА ЗВОНКА ШЕРИФУ ПЭНБОРНУ
Первый из звонков, поразивший Алана Пэнборна в самое сердце, прозвенел сразу после
Шейла Бригхем неожиданно выглянула вслед проходившему на выход шерифу и окликнула его:
— Алан? Тебя вызывают. Ты знаешь кого-нибудь по имени Хью Притчард?
Алан резко обернулся.
— Да. Принимай вызов.
Он кинулся в офис и схватил трубку как раз в тот момент, когда Шейла принимала счет за подключение.
— Доктор Притчард? Доктор Притчард, это вы?
— Да, я здесь. — Связь была очень четкой, но Алан ощутил какое-то сомнение — этот человек говорил голосом, не похожим на тот, что бывает у семидесятилетнего. Сорок, возможно, но никак не семьдесят.
— Вы тот доктор Хью Притчард, который практиковал в Бергенфилде, штат Нью-Джерси?
— Бергенфилд, Тенафли, Хэгенсак, Энглвуд, Энглвуд Хайтс... черт возьми, я профессорствовал всю свою жизнь. Вы тот шериф Пэнборн, которому я вдруг так понадобился? Моя жена и я только что вернулись из похода через перевал Дьявола. Только что вернулись. Даже моя боль может болеть.
— Да, я приношу извинения. Я хочу поблагодарить вас за звонок, доктор. Ваш голос значительно моложе, чем я ожидал услышать.
— Так, все это прекрасно, — сказал Притчард, — но вам бы надо было увидеть и меня всего остального. Я похож на крокодила, разгуливающего на задних лапах. Чем могу служить?
Алан еще раз подумал и решил быть предельно осторожным и осмотрительным. Сейчас он зажал трубку между ухом и плечом, откинулся назад в кресле — и парад животных прошел по стене.
— Я расследую убийство здесь, в Кастл Роке, штат Мэн, — сказал Пэнборн. — Жертвой стал здешний житель, Хомер Гамаш. Возможно, что существует свидетель этого преступления, но у меня чрезвычайно деликатная ситуация с этим мужчиной, доктор Притчард. Существуют на это целых две причины. Во-первых, он знаменит. Во-вторых, у него наблюдаются симптомы, о которых вы можете вспомнить, поскольку однажды уже были с ними знакомы. Я так говорю, потому что вы оперировали его двадцать восемь лет назад. Он имел доброкачественную опухоль на мозге. Я опасаюсь, что если эта опухоль снова появилась, то его показаниям нельзя будет особо дове...
— Тадеуш Бомонт, — сразу перебил шерифа Притчард. — И каковы бы ни были нынешние симптомы, я очень сильно сомневаюсь, что это рецидивы той старой опухоли.
— Как вы догадались, что речь идет о Бомонте?
— Потому что я спас ему жизнь в 1960 году, — сказал Притчард и добавил с несокрушимым высокомерием: — Если бы не я, ему бы не пришлось написать ни одной книги, потому что он не дожил бы и до двенадцати лет. Я следил за его карьерой с некоторым интересом еще с той поры, когда он чуть было не получил Национальную книжную премию за свой первый же роман. Я как-то взглянул на фото автора на суперобложке книги и узнал все того же парня. Лицо изменилось, а глаза остались прежними. Необычные глаза. Мечтательные, как бы я их назвал. И, конечно, я узнал, что он живет в Мэне, после этой недавней статьи в «Пипл». Она пришла к нам как раз перед нашим отъездом на отдых.
Он подождал чуть-чуть, а затем
— Вы сказали, что он, возможно, был свидетелем убийства? Вы уверены, что вы действительно не подозреваете его самого в совершении этого преступления?
— Ну... я...
— Я только спрашиваю, — продолжал Притчард, — поскольку люди с мозговыми опухолями часто делают очень странные вещи. Причем своеобразие и необычность таких действий прямо пропорциональны интеллекту мужчины или женщины, их совершивших. Но у мальчика вообще не было мозговой опухоли, знаете ли, — по крайней мере в общепринятом смысле этого термина. Это был очень необычный случай. Чрезвычайно необычный. Я прочел всего о трех подобных случаях с 1960 года, причем о двух — уже после ухода в отставку. Ему сделали стандартные нейрологические исследования?
— Да.
— И?
— Они дали отрицательные результаты, относительно каких-то посторонних образований.
— Я не удивлен. — Притчард помолчал несколько секунд, затем добавил: — Вы не совсем откровенны со мной, молодой человек, верно?
Алан прекратил свои настенные развлечения с тенями и подался вперед в кресле.
— Да, боюсь, что так. Но я очень хотел бы узнать, что вы имели в виду, говоря, что у Тада Бомонта не было мозговой опухоли «в общепринятом смысле этого термина». Я знаю обо всех конфиденциальных условиях в отношениях между докторами и пациентами и не знаю, поверите ли вы человеку, с которым разговариваете впервые в жизни — и к тому же по телефону. Но я надеюсь, что вы все же поверите мне, если я скажу, что я на стороне Тада и что я абсолютно уверен в его согласии на то, чтобы вы рассказали мне обо всем, что мне нужно узнать. У меня нет времени, чтобы организовывать его звонок вам и давать на это свое формальное согласие, доктор, — мне это надо знать сейчас.
И Алан сам удивился, обнаружив, что все это — правда, или по крайней мере, что он верит, что это правда. Его начало охватывать непоколебимое чувство, что сейчас происходят какие-то важные события. События, о которых он не знал еще... но скоро узнает.
— У меня нет никаких проблем, связанных с рассказом об этом случае, — спокойно ответил Притчард. — Я не раз подумывал, не стоит ли мне сообщить обо всем этом и самому Бомонту, а не ограничиться простым уведомлением, что операция в госпитале прошла нормально, сразу после окончания хирургического вмешательства. Я чувствовал, что это может очень заинтересовать его.
— Что же это было?
— Я как раз подступаю к этому, смею вас уверить. Я не сообщил его родителям, что обнаружилось при операции, потому что это не имело особого значения в любом практическом аспекте, а мне не хотелось связываться с ними ни по какому поводу. С его отцом — в особенности. Тот мужик, должно быть, родился в пещере и провел свою молодость, охотясь на мамонтов. Поэтому в то время я решил сказать им только то, что они хотели и могли услышать и понять, и отделаться от них поскорее. Затем, конечно, и время сыграло свою роль. Вы теряете связь с пациентами. Я подумал было написать Бомонту письмо, когда Хельга показала мне его первую книгу, и не раз еще возвращался к этому своему намерению. Но я также чувствовал, что он может и не поверить мне... или не проявит какого-либо интереса... или может подумать, что я немного спятил. Я не очень-то знаю знаменитых людей, но мне их жаль — я подозреваю, что их жизнь имеет оборонительный, неорганизованный, печальный характер. Мне показалось, что лучше не трогать спящую собаку. А теперь к делу. Как говорят мои внуки, кончай лодырничать.