Темная сторона Эмеральд Эберди
Шрифт:
– О, да, - смеюсь я, - самый верный.
– Это выпивка, - вмешивается Саймон – правдолюб несчастный, - наша бестия берет себе пару порций и обычно улетает в теплые края.
– Зато я хорошо провожу время.
– А я провожу ее до дома. Ну, чаще всего несу на своей спине.
– Я совсем не такая! Я не алкоголичка, Венера, не слушай его. Парень просто нагло и бесчестно пытается наговорить на меня. Но как вам не стыдно, молодой-то человек? Я же слуга Господа нашего, а он все видит.
– Если бы Бог видел, что ты творишь, ты бы уже давным-давно попала в ад, Родди, и не обижайся. Но это правда.
–
– О, Боже, Эмеральд! – Прескотт ударяет меня в бок. – Смотри!
– Что? Близнецы? – я резко тянусь к браунингу. – Черт бы их побрал! Где?
– Да, нет. Те девушки. Они на стол залезли!
О, Господи. Выдыхаю. Я бы объяснила Венере, что ничего ужасного не происходит, но боюсь, что только зря потрачу время. Потому я просто беру со стойки рюмку Джека и протягиваю ее перед собой.
– Давай, выпей. Станет легче.
– Это вкусно?
– Очень.
– Но…, - я пихаю Саймона в бок и свожу брови. Если он скажет еще что-то в защиту этой принцессы, я ударю его по голове.
– Пей, - повторяю и смотрю на Прескотт. Она неуверенно рассматривает содержимое своей рюмки и сглатывает. – Давай уже. Иначе мы состаримся.
– Ты уверена?
– Венера, пей.
Наконец, девушка одним глотком осушает рюмку, а затем прикрывает ладонями рот и наклоняется вперед так резко, будто ее сейчас вырвет. Ох, только не это.
– Бог мой! – пищит она, выпрямившись. – Что это за гадость! Никогда в жизни мне не приходилось пить ничего более отвратительного!
– Деточка, послушай меня, я скажу божью истину: выпей еще пару рюмок и тебя так унесет, что ты навсегда этот день запомнишь.
– Мне точно не будет плохо?
– Точно.
Наверно, Саймон хочет добавить что-то, но я пронзаю его ледяным взглядом. Пусть он позволит девчонке хотя бы раз оторваться! Сколько можно придерживаться правил, не думать о себе, слушаться, слушаться, слушаться. Господи, нам по двадцать, а не по сорок пять. Вполне естественно желание сносить крышу, орать, напиваться, веселиться и терять в пятках последние остатки рассудка. Когда еще жизнь позволит наплевать на нее, если не сейчас? Если не сегодня?
– Ладно, - шепчет Венера и тянется за следующей рюмкой. – Надеюсь, ты права, и я запомню этот день.
– Аминь.
Я думала, что только с выпивкой будут проблемы, но оказывается, что наша Венера и танцевать толком не умеет. Приходится ей объяснять, что не обязательно крутиться, как на карусели и вскидывать вверх руки. Можно просто прыгать, дергать головой, телом, да чем угодно, лишь бы чувствовать ритм и грохот в груди. Мы танцуем в центре танцпола и почти не разговариваем, только улыбаемся друг другу. И мне неожиданно нравится быть здесь, с этими людьми. Раньше я отдыхала только с Саймоном, и казалось нереальным наличие еще кого-то. Но теперь.… Эта Прескотт такая живая, такая милая, и пусть я никак не могу признаться, что она мне нравится, я знаю, что мне комфортно находиться рядом с ней. Это очень и очень странно. Между нами будто действительно есть какая-то связь. Я чувствую, что должна охранять ее, оберегать, как сестру. Я чувствую, что должна научить ее всему, что знаю, что умею. Как и она меня. В какой-то момент, Венера хватает меня за руки и начинает кружиться,
Я никогда не забуду этот момент. Он навсегда останется в моих мыслях. Девушка и ее искренняя широкая улыбка. А еще мой смех. Я смеюсь!
Что ж. Наверно, во всем виноват костюм монахини. Определенно.
Саймон придвигается к Прескотт, и она вдруг кладет руки ему на плечи. У того, как мне кажется, перехватывает дыхание, но Венера такая неопытная, что вряд ли замечает. Я же вижу его лицо, его глаза. Парень явно зачарован.
Я говорю, что отойду, но не думаю, что они меня слышат. Вновь заказываю выпить. Завязываю в пучок волосы. Шея так вспотела, что я бы с удовольствием сняла и мантию, и хитон. Правда, это привлечет слишком много внимания. Я ведь монашка, я должна вести себя прилежно. Усмехаюсь. Черт, у меня уже туманится голова, словно я летаю над всем этим баром, а не стою на паркете.
Осушаю рюмку, вновь иду к ребятам, но неожиданно ощущаю на себе чей-то взгляд. Останаливаюсь. Моргаю пару раз и стараюсь сосредоточиться, но люди так и плавают, как в океане, увеличиваясь и уменьшаясь. Еще чуть-чуть и я потону.
– Я хочу исповедаться, - вдруг шепчет голос мне на ухо. Мое тело пронзает судорога, и я замираю, прекратив даже дышать. Сердце делает кульбит. – Я согрешил. Мне не ново лгать и причинять боль. А еще я собираюсь убить человека.
– Он об этом знает? – шепчу я и оборачиваюсь. Глаза Хантера Эмброуза прожигают во мне дыру, но я не поддаюсь. Лишь вскидываю подбородок. – В любом случае, если вам вдруг захотелось кого-то лишить жизни, лучше не причинять вред священнослужителям.
– Почему?
– Они посланники Божьи. Карма, мой дорогой.
Только сейчас понимаю, что на Эмброузе черный костюм с колораткой на шее. Черт подери. Мои глаза становятся широкими, но нет, чтобы испугаться или прострелить ему голову, ведь он пришел явно не повеселиться, я делаю шаг вперед и вспыляю:
– Ты нарядился священником? – Думаю, причина моего поведения в четырех или в пяти порциях виски. – Господи, не может быть. Это чушь какая-то!
– Это единственное, что пугает тебя?
– Пугает? Какого черта ты здесь делаешь, Хантер?
– Я уже сказал. Исповедался.
– Собираешься меня убить? Хм, необязательно предупреждать об этом человека. Это как-то странно, Святой Отец.
– Я играю открыто, сестра. – В глазах парня сверкает дьявольский огонек. Он дергает уголками губ, но сдерживает улыбку. – Ты же хотела искренности, пыталась узнать у меня что-то, выведать. Вот я здесь.
– Это неправильно. Мы не должны разговаривать.
– А что мы должны делать?
– Эмброуз, убирайся, - рычу я, - если ты пришел поболтать, у меня нет настроения.
– А чего ты хочешь? – Хантер приближается ко мне. Я должна отойти, но врезаюсь в чью-то спину и оказываюсь в оковах парня, как в клетке. Поднимаю на него взгляд. – Тебе страшно? Я ведь могу убить тебя прямо сейчас, Эмеральд.
– Еще одно слово и я прострелю тебе грудь, слышишь? – Уверенно стискиваю зубы и подаюсь вперед. – Я не шучу. Держись от меня подальше.
Парень опускает взгляд вниз и понимает, что я упираюсь дулом пистолета в его торс. Правда, его это не смущает. Ничуть. Он лишь усмехается и говорит: