Темная сторона Петербурга
Шрифт:
— На что это?
Дед с подозрением наставил на внука огромные очки-окуляры. С таким количеством диоптрий, которые скрывались в дедовых очках, лицо теряло все человеческое; ему придавался вид чего-то запредельно чужого — например, хищной рыбы из глубин океана, из Марианской впадины.
А о чем можно договариваться с хищной рыбой? Бесполезная затея.
Дед что-то забулькал, покрываясь лиловыми пятнами по всей лысой голове, и отошел.
— Дед! — позвал Сергей. — А дед. Ну где ж мне денег-то взять? Срочно.
Рыба обернулась; телескопические глаза яростно блеснули.
— Заработай! —
Заработай. Скажет тоже!
Сергей, учащийся автотехникума, был, в общем-то, не против заработать. Но ведь Ринат ждать не станет. Продаст красавицу-«Ямаху». А даже мысль о вероятности такого события коробила и приводила Сергея в бешенство. Что угодно — но не это!
В мыслях «Ямаха» была уже его, легкая и быстрая, послушная каждому движению своего повелителя.
— Слушай, ну ее, — нашептывал на ухо закадычный, еще со школы, дружок Леха Пономарев. — Дорогущая же! Стоит как два «Восхода».
— Так она ж стоит! Понимаешь? Реально. Этих денег стоит. Это скоростная машина. Не для стойла, как твой «Восход».
— Ринат продает ее как новую! А она — бэ-у.
— Где — бэ-у? Где? Ты на лакировку посмотри! Бывает такая лакировка у бэ-у? Ринат говорит, двоюродный брат его — а у него папашка-полковник, — для себя из Германии подогнал.
— Новая? Да ладно! Откуда у нее тогда эти царапины на баке? Вон, целых восемь каких-то загогулин, смотри…
Этот злобный навет услышал Ринат и, конечно, не смолчал.
— Что б ты понимал, чайник! — снисходительно протянул он. — Это японские самурайские символы. Наносятся на машину заводским способом. Глаза протри! Видишь? Специально так сделано. Для украшения. Тюнинг, понял? Сдрисни от машины, малявка!
Ринат цыкнул на Леху, и тот притух и отлип. Но тут же зашел к Сереге с другого бока и принялся нашептывать, щекоча ему ухо:
— Слушай, Серый. Ну че ты? Старая машинка-то. И все равно ж денег нет.
Серега отпихнул Леху в сторону. Они отошли от торжествующего Рината и его Ямахи. Кучка дворовой мелюзги хлынула тут же на освобожденное ими место.
— Да плюнь, Серега! — уговаривал Лешка. — Че, ты втюрился, что ли, в это старье? Мы вот на «Восходе» карбюратор почистим, свечи поменяем… Будет как новенький.
— Вот именно — «как». Как! Надоели эти твои «ка-ки»! — заорал Серега. — Надоело, понимаешь? Всем колхозом развалюху твою лечим, а нормально поездить — ни фига! Езда должна быть в радость, понимаешь? А это что? Масло течет, выше 60 разгонишься — и все, свечи залило!
Серега рассвирепел, двинул Леху плечом так, что тот шарахнулся о стену.
— Ты чего, ошалел?! — крикнул Леха. И покрутил пальцем у виска. — Псих!
— Сам псих. Иди ты!
Серега махнул рукой и убежал со двора на проспект. Чтоб не видеть глупого разобиженного лица Лешки и самодовольной физиономии Рината рядом с красавицей «Ямахой», окруженной восторженной пацанвой.
Нету денег.
Ну, нету!
Что за подлость?!
Скрипучий польский диванчик в Серегиной комнате стоял напротив окна, поэтому, просыпаясь, Серега первым делом видел кусок
Раньше он считал их за чистую декорацию — что-то вроде огней новогодней елки или самопальной цветомузыки на школьной дискотеке.
Сергей вертелся с боку на бок на своем диванчике, расшатывая и без того хилые ножки старенькой мебели, и ничего не мог с собой поделать: едва он закрывал глаза — тут же видел себя на красавице «Ямахе» мчащимся по проспекту.
Он сжимал коленями глянцевитые красные баки, а «Ямаха», довольно урча и взрыкивая, обходила по прямой эти жалкие консервные банки — «Жигули», «Москвичи», «Запорожцы», «Волги» и редкие дряхлые иномарки, пригнанные в Союз из Европы. Заложив крутой вираж, Серега лавировал на трассе, балансируя корпусом и поддерживая ровный газ, чтоб входить в поворот, не сбавляя скорости. При таком стремительном движении дорога превратилась в пеструю карусель. Все слилось в ярком, праздничном вихре — от ветра и скорости волосы Серегины встали дыбом, перехватило дыхание… «Ямаха»!
Серега вздрогнул и очнулся. Сел на кровати, взъерошил волосы.
Из открытой форточки сквозило, и спущенные с постели босые ноги чувствовали приятную прохладу. «Ямаха». Если Ринат продаст ее какому-нибудь сопляку вроде Жорика или Ваньки Рябого…
Сердце у Сереги дернулось и ударило два раза не в такт. Он схватился рукой за грудь.
Нет! Такую подлость невозможно допустить.
Он вдруг понял, что, если «Ямаха» не достанется ему — он просто не сможет больше существовать. Да, вот так.
И нечего тут рассусоливать. «Ямаха» — самый быстрый зверь на этом свете, и она будет принадлежать ему. Точка.
Он встал, отошел от кровати. Вернулся, натянул носки и уже бесшумно вышел из комнаты.
Согласен дед одолжить денег или нет — это дедово личное дело. А вот его пенсия — Серега знал, где дед ее прячет, — это, пожалуй, дело общее. То есть семейное. А какая у деда семья? Только он, Серега. Родители работают на Крайнем Севере и практически не имеют никакого отношения…
В общем, извини, дед. И подвинься. «Ямаха» будет моя!
Как ни пугал Ринат, что ждать не станет, а все-таки ни у кого из тех, кому он предлагал мотоцикл, не набралось достаточной суммы.
Или скорее — жажды такой, как у Сереги.
Если ты по-настоящему болен или влюблен — все опасения и осторожные мысли уже побоку.
«Ямаха» как будто чувствовала это дикое Серегино стремление.
Как только он опустил свой тощий мальчишеский зад на седло — вдохнул запах бензина, пыли и свеженького кожзама — седло упоенно вздохнуло, скрипнуло. Он пнул ногой стартер — «Ямаха» сыто заурчала. Погазовал, рычащими раскатами сотрясая стекла в домах вокруг, и с удовольствием ощутил, какая дикая мощь скрывается под седлом. Еще немного газу — и «Ямаха» взвилась и вынесла Серегу со двора на второстепенную дорогу, потом с нее — на проспект, и они полетели.