Темная сторона Петербурга
Шрифт:
Стекло, разбитое, как мечта, мелкими брызгами расплескалось по ресторану, оросив все поверхности.
По счастью, люди под удар не попали — центральный столик под люстрой как раз зарезервировали для каких-то важных персон.
Но все, кто ужинал тем вечером в ресторане, перепугались до крайности.
Чудом никого не задело и не поранило.
Проклятые винты, которые неделю терзал и старательно откручивал сын белогвардейца и, как впоследствии оказалось, — бывший власовец Биддер, удерживали вовсе не крышку сокровищницы, а стержни, на
Вероятнее всего, сам «темный гость» Биддер ничего об этом не знал — на то он, в общем-то, и темный.
Куда увели его милиционеры и какие новые приключения в Стране Советов довелось этому негодяю пережить — никто не знает.
Во всяком случае, в «Европейской» его больше не видели.
Возможно, до сих пор где-то в стенах или полах этой гостиницы скрывается ценный клад, припрятанный бежавшим от революции богачом.
Но тот, кто загорится идеей его отыскать, — пусть руководствуется не одними лишь темными хищническими инстинктами. Ибо всегда есть опасность пострадать от недостачи необходимых винтиков.
ЗЕРКАЛО
Станция метро и железнодорожная платформа «Удельная»
— Ну как? Сегодня с уловом, флибустьер? — спросил, смахивая крошки с усов, дед Костя. Он жевал пирожок с капустой и зорко оглядывал ряды Уделки, словно боялся пропустить какое-то важное дипломатическое лицо, которое ему поручили встречать тут, в гуще фланирующей публики.
Пашка Ветлугин коротко глянул на дедовы усы и отвернулся. Барахолка близилась к концу, а день, похоже, выдался пустым, и это не добавляло «флибустьеру» веселья.
Из улова попался было Пашке старинный альбом в бархатном переплете, с фотографиями. Пожелтелые, хрустящие снимки и солидные дагерротипии на картоне, выцветшие, полуслепые. На черно-белых изображениях люди чопорные, как манекены в дорогих магазинах. Пашка долго рассматривал застывшие лица — а вдруг кто-то известный попадется, писатель или поэт? Да пусть хотя бы похожий на кого-то…
Но тетка-владелица заломила такую цену, что Пашка в альбоме немедленно разочаровался.
Весь день Ветлугин бродил по рядам, разглядывая товар, выложенный без стеснения на импровизированных прилавках — газетках, картонках, покрывалах, ящиках и раскладушках.
Всматривался, разглядывая в подробностях какой-нибудь странный пустяк вроде клоуна в колпаке — яркую игрушку из папье-маше, раритет сталинской эпохи. Или мельхиоровый веничек начала века для сбивания пунша в рюмке. Или замысловатый медный ключ от потерянного давным-давно замка неизвестной конструкции.
Иной человек, завидев такое, удивился бы: на что ж могут подобные штуки сгодиться? Разве какой-нибудь Вечный странник-Старьевщик, языческий Бог удачного случая, сеятель хлама и покровитель барахольщиков всего мира, мог бы ответить на этот вопрос. Вот только бескорыстно с этой тайной он не расстался бы…
Пашка Ветлугин рассматривал Уделку —
Комкая в кулаке так и не пригодившуюся пустую авоську, Пашка засобирался домой и уже кивнул на прощание деду Косте… как вдруг ветер донес до него слова:
— Зеркало французское… самого императора.
Обрывок этой фразы разволновал Ветлугина. Он повернул голову, навострил уши и двинулся на сигнал.
Спины, плечи и головы впереди идущих заслоняли ему обзор. Пробираясь в толпе, Пашка чуть не проскочил мимо. Но натренированный за годы фарцовки нюх не позволил ошибиться.
Девчонка в черной куртке и пестрой вязаной шапочке с яркими помпонами чуть в стороне от основного ряда заинтересованно вертела в руках старинное зеркало в резной деревянной оправе.
На первый взгляд зеркало казалось просто очень пыльным. Отражение, проступающее в нем как бы сквозь туман, показало Пашке озадаченное лицо с водянисто-голубыми навыкате глазами и нос-пуговку. Эта девица покупать не станет, решил Ветлугин и подошел, приглядываясь к продавцу.
Тот был с виду типичный «синяк». Нос, напоминающий сливу, уныло нависал над разляпистыми губами и острым, небритым подбородком.
— От прадеда осталось. Прадед мой старовером был, — застенчиво сказал «синяк», шмыгая носом. — Французское, императора.
— Сколько? — спросила девица в вязаной шапке.
— Девяносто.
Девица присвистнула.
— Ну, шийсят давай!
— Ага. Да зеркало-то почти слепое. В него смотреться все равно что в стену!
Девица фыркнула, и помпоны скрылись в толпе.
Пашка перевел дух.
— Слышь, мужик, — окликнул он продавца. — Давай за сороковник, идет?
«Синяк» оглянулся.
— Зеркало французского императора. Наполеона! — строго повторил он.
— Да ладно заливать!
— Заливать?! Во, смотри сюда. — Разобиженный «синяк» ткнул пальцем в какую-то выпуклую деталь на резьбе, украшающей раму. — Видишь? Буква Н и цифра I, римская. Смекаешь?
— Где ты тут «Н» увидал? Я две палки вижу какие-то… Не пойми что.
— Так… потрескалось дерево-то! — возмутился «синяк». Нижняя губа его затряслась. — Старинная вещь.
— Ага! — Ветлугин растянул на лице обидную ухмылку. Достал из кармана деньги и пошуршал мятыми десятками перед носом продавца. — Вот, тридцатку даю. Бери, пока дают. А то догонят и еще дадут.
«Синяк» глянул на деньги, посмотрел по сторонам — людей вокруг бродило много, но все они равнодушно проходили мимо: испитой продавец с невзрачным «зеркалом императора» был для них не более чем пустое место. «Синяк» глотнул, шевельнув сизым кадыком, и протянул руку:
— Ладно, давай!
— Не украл хоть? — спросил Пашка Ветлугин, выпуская из рук десятки. — Нет?